Большие замыслы и действительность

В декабре 1888 года Николай Гаврилович временно привлек к переписке рукописей, кроме Федорова, еще двух молодых помощников. Цель при этом была одна - ускорить перевод Вебера, освободиться самому от утомительной технической работы, больше времени посвятить своим трудам.

Секретари работали попеременно: писатель диктовал перевод сразу двух глав.

Одно время Чернышевский очень интересовался пишущей машинкой "Ремингтон", появившейся в Петербурге и Москве, но приобрести ее не смог.

Ольга Сократовна устанавливала строгий режим рабочего дня, следила за тем, чтобы не было ночных занятий. Но нередко, укрывшись в кабинете, Чернышевский писал и по ночам. Отправив издателю очередную посылку с переводом Вебера, брался за собственные литературные труды. Писатель обшил ножки своего кресла кожей, кресло не скрипело, и ничто не выдавало его "непослушания".

Он обдумывал план огромного издания: переделки энциклопедического словаря Брокгауза (пятнадцать больших Томов) для русского читателя и с увлечением говорил об этом, как о своей большой цели. Словарь мог явиться удобной формой для высказывания своих взглядов.

Чернышевского давно угнетала мысль, что издание "Всеобщей истории" Вебера убыточно для Солдатенкова, что предпринято оно только из доброжелательности к нему, что это - "пособие" нуждающемуся. Когда добрая половина Труда была уже переведена, Чернышевский стал даже подумывать о том, как бы содействовать покрытию этого убытка. Но "убыток" был лишь воображаемый. Солдатенков не случайно затеял второе издание Вебера. Тем не менее мысль, однажды возникшая у Чернышевского, не покидала его. И потому он придавал немалое значение переделке огромного словаря. "В моей переделке словарь Брокгауза стал бы таков, что следующие (непрерывно выходящие одно за другим) издания немецкого подлинника были бы переделываемы по моему русскому изданию"^*.

^* (Письмо Ольге Сократовне 27 июня 1888 года.)

Одновременно Чернышевский думал о создании небольшой популярной энциклопедии и очерков по истории некоторых отделов русской литературы 1840-1865 годов...

Солдатенков передавал ему, что после перевода Вебера он может сам выбирать книги для перевода, какие найдет полезными. Но до конца "Всеобщей истории" было еще далеко... В работе находился одиннадцатый том...

С помощью друзей Чернышевскому удалось получить журнал "Современник" за 1847-1865 годы. Николай Гаврилович решил пересмотреть все написанное им в журнале, отобрать лучшее и подготовить к изданию. Ведь придет же время, думал он, когда станет возможно выпустить такое издание. И оно уже будет готово к печати!..

Была предпринята серьезная попытка нового, третьего, издания диссертации "Эстетические отношения искусства к действительности" - выдающегося творения русской классической философии XIX века. Чернышевский внес в диссертацию поправки и дополнения, написал предисловие. Но книга не могла выйти в свет. Цензура запретила ее, так как в предисловии автор говорил о Фейербахе. Таково было официальное объяснение цензурного комитета. Но в основе запрещения, конечно, лежало преследование материалистических взглядов Чернышевского.

Тогда же, в 1888 году, для "Русской мысли" была написана повесть "Вечера у княгини Старобельской". В лице героя повести Вязовского Чернышевский выводил себя, причем "для забавности и комизма рассказа преувеличил свои забавные странности и неуклюжести".

О своем герое в письме к Солдатенкову он писал: "И однако же, если вы прочтете дальше, вы увидите, что этот дикий человек, не умеющий сам ступить шагу без смешных неловкостей, этот кабинетный труженик, знает жизнь, как немногие, и в серьезных случаях не смущается ничем, готов на все и ловко ли, не ловко ли, но успешно ведет дело, как надобно для любимых им людей, что он, по всей вероятности, человек крайне прогрессивных мнений, умеет любить честных богатых и знатных людей. Я действительно таков"^*.

^* (Полное собрание сочинений, т. XV, стр. 786.)

Писатель предполагал, что это его произведение явится только началом "бесконечного ряда повестей" и со временем развернется в цикл повестей; сюда должны были войти и некоторые произведения, написанные или задуманные в Сибири. Эту повесть Чернышевский написал за три недели и, послав ее в "Русскую мысль", продолжал заботиться о ее улучшении, дополнительно отправляя вставки, поправки. Беллетристика, усложненная но стилю и композиции, как будто могла найти место в журнале...

Редакция сочла печатание повести невозможным.

Чернышевский постоянно искал возможности печатания своих произведений. Отказ его не удивил - что ж, понятия не сходились!

Трудно и перечислить все написанное Чернышевским в астраханской ссылке: статьи философские, естественно-научные, о всеобщей истории человечества, воспоминания о писателях, переработка прежних трудов и переводы, переводы без конца... Только "Всеобщей истории" Вебера переведено было свыше шестисот печатных листов! Перевод книги, которая сама по себе не имела никакой научной ценности, продолжался почти четыре года. "Черт знает, какая книга!" - громко возмущался во время работы Николай Гаврилович. Или восклицал: "Врет, черт его побери!" И на это тратил свои силы писатель! Сколько своих оригинальных произведений мог бы написать Чернышевский за это время, если б ему предоставили самое дорогое и необходимое ему право - право свободно писать!

И при всем том в эти годы сделал он необычайно много для своих современников, неустанно борясь против идеализма - за материализм, выступая против реакционных "теорий" и учений; необычайно много сделал и для будущего.

Ленин писал:

"Чернышевский - единственный действительно великий русский писатель, который сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма и отбросить жалкий вздор неокантианцев, позитивистов, махистов и прочих путаников"^*.

^* (В. И. Ленин. Соч., изд. 4-е, т. 14, стр. 346)

А сколько у него осталось неоконченных работ, неосуществленных планов! Автобиографические рассказы, историко-философские статьи, труды по истории русской журналистики, работы энциклопедического характера, "маленькие рассказы"...

Один из неосуществленных замыслов Чернышевского - приложения к запискам А. Я. Панаевой в виде примечаний, пояснений или дополнений к некоторым эпизодам прошлого, то есть свои воспоминания.

Авдотья Яковлевна Панаева - друг шестидесятников, близкий Чернышевскому человек. В числе немногих она навещала Николая Гавриловича, когда он был заключен в Петропавловской крепости. Когда возобновилось их дружеское знакомство, Панаева жила бедствуя, одинокая. Чернышевский читал ее мемуары в журнале, предполагал помочь ей в издании книги со своими прибавлениями, которые, несомненно, открыли бы читателю много нового и значительного из эпохи шестидесятых годов. Но Солдатенков не принял воспоминаний Панаевой к изданию...

Проявляя к себе высокую требовательность, писатель нередко сжигал уже готовые статьи.

- Не нравится. Слишком еухо, безжизненно, - говорил он своим переписчикам.

В Астрахани у Чернышевского никогда не было настоящего спокойствия, здоровья, хотя он и уверял всех, что здоровье его совершенно хорошее. Заговор молчания вокруг его имени в журналах, жестокая цензура не давали ему возможности работать в полную силу, широко влиять словом на умственное движение своего времени. Многие произведения, на которые он затратил столько сил, остались совсем не опубликованными.