Глава четвертая. Тяжелые годы

Перевод "Всеобщей истории" Вебера

Еще задолго до того, как стали известны условия, при которых можно было передавать свои труды в печать, Чернышевский думал, какой работой следует ему заняться. У него все чаще возникала мысль о большом издательском предприятии. В октябре 1884 года эта мысль приобретает уже ясное выражение в письме Захарьину: "Я хотел бы перевести на русский язык "Всеобщую историю" Вебера... это 15 или 16 толстых томов... Книга имела бы очень солидный успех... Если бы нашелся издатель, мне понадобилось бы несколько книг для присоединения поправок и пополнений к русскому переводу. Работа пошла бы у меня быстро: томов пять в год, не меньше, а вероятно - больше; издание было бы кончено в три года, это самый долгий срок".

Чернышевский хотел сам быть хозяином такого издания. Он рассчитывал на помощь Захарьина. Предполагалось выпустить первый том в долг, затем, постепенно, можно было бы расплатиться с бумажным фабрикантом и типографщиком, и еще образовались бы избытки. В крайнем случае, это предприятие следовало передать солидному издателю.

Мысль о таком переводе увлекала Чернышевского. Он настойчиво просил Захарьина хлопотать об издании.

Но только в марте 1885 года ему стали известны результаты хлопот друзей: издание "Всеобщей истории" Вебера принял на себя московский книгоиздатель К. Т. Солдатенков. Цензурное ведомство не возражало, но напомнило: Чернышевский обязательно должен подписывать перевод псевдонимом.

Так у Чернышевского, наконец, появилась работа большая, на несколько лет. "Всеобщая история" известного немецкого историка Георга Вебера пользовалась хорошей репутацией. Издатель Солдатевков был популярен в литературных кругах.

Чернышевский давно обдумал характер такого издания. Он не собирался стать обыкновенным переводчиком, переводческой машиной. Но для осуществления задуманного требовалось время.

Получив немецкий подлинник первого тома "Всеобщей истории", Николай Гаврилович сразу отложил все свои рукописи: на них уже не оставалось времени. Он поставил перед собой точные рамки - определил, по скольку страниц будет переводить ежедневно. Работа есть - это на него действовало целительно.

Пятнадцать томов - это, круглым счетом, пятнадцать тысяч страниц. Объем - колоссальный! Писатель стал работать строго планово и бывал очень недоволен, когда намеченное им для себя ежедневное задание нарушалось.

Вскоре возникла необходимость не писать, а диктовать перевод. При диктовке дело могло пойти быстрее, к тому же освобождалось время для журнальной работы, о которой он не переставал думать.

Чернышевского удручало, что он потерял так много времени, горько было от мысли, что его имя по-прежнему "неприемлемо" в печати. Но все же появилась некоторая возможность работать.

Газета "Русские ведомости" в марте 1885 года опубликовала его философскую статью "Характер человеческого знания". Она, как и заметки к книге Карпентера, преследовала большую цель: защищала, пропагандировала материалистическую философию. Чернышевский выступал, как ученый-материалист, подвергая осмеянию бывшие тогда в моде псевдонаучные, реакционные взгляды.

Захарьин продолжал свои хлопоты, и в журнале "Русская мысль"^* появилась поэма "Гимн Деве Неба" под псевдонимом "Андреев". Редактор журнала В. Гольцез предложил Чернышевскому сотрудничать в "Русской мысли".

^* (В № 7 за 1885 год.)

Публикуя поэму, в редакции журнала недолго раздумывали: подписали ее первой из предложенных фамилий. Ну, что ж! Она была не хуже многих других и, по своей обыкновенности, оставалась совсем незаметной. Чернышевский тут же решил, что и перевод "Истории" Вебера подпишет этой фамилией.

Писатель не знал, что о его поэме в столице пошли толки. Люди, которым было известно действительное имя автора, стали искать в поэме скрытый смысл.

"По поводу этого стихотворения, - читаем мы в книге А. Тверитинова^*, - я имел разговор с одним из редакторов "Русской мысли", который переписывался с Чернышевским. "Что это означает? Какой смысл?" - спрашивал я. "Нужно понимать иносказательно. Оно значит: если сражение проиграно, то унывать все-таки не следует".

^* (А. Тверитинов. Об объявлении приговора Н. Г. Чернышевскому. Спб. 1906 г.)

Так, после двух десятилетий вынужденного молчания, возобновилось сотрудничество Чернышевского в журналах.

Имелось дружественное предложение Гольцева, и это уже означало немало: даже "Русская мысль", после закрытия "Отечественных записок", выглядела, как один из лучших журналов. Но будут ли там печатать то, что найдет нужным посылать Чернышевский? Писатель нисколько не обольщался на сей счет. Нельзя было забыть, как приняли его возвращение из Сибири в журнальном мире: Стасюлевич отказался дать ему работу, в течение года поступали только неутешительные известия.

Чернышевский стал нанимать переписчиков, которым диктовал перевод. Сначала переписчиками были люди случайные, даже не вполне грамотные. Выбор постоянного секретаря представлялся делом нелегким: работы было много, ибо Чернышевский любил заниматься усидчиво, не считая часов; к тому же его секретарем мог быть только человек совершенно преданный ему, не способный ни на какие связи с полицией. Наконец, секретарь нашелся. Это был Константин Михайлович Федоров, молодой человек, скромный и трудолюбивый, увлекавшийся живописью, театром. Чернышевскому Федоров пришелся по нраву, и с тех пор они работали вместе до конца жизни Николая Гавриловича. Почти весь перевод "Истории" Вебера записан Федоровым Шод диктовку Чернышевского.

Работа над переводом приобретала все больший размах. Федоров сначала приходил на четыре-пять часов, но этого оказалось мало. Чернышевский попросил его переехать к нему на квартиру. С того времени занятия пошли усилен" но, с утра и порою до полуночи.

Впоследствии Федоров вспоминал:

"День обыкновенно начинался следующим образом: в 7 часов утра он (то есть Чернышевский - К. Е.) уже был на ногах, пил чай и в это же время или читал корректуру, или же просматривал подлинник перевода, затем с 8 часов до 1 часа дня переводил, диктуя своей "пишущей машине", как он меня шутя называл за скорое писание под диктовку; в 1 час дня мы, т. е. супруги Чернышевские и я, обедали. Страдая давнишним недугом - катаром желудка, он во время обеда ел очень мало и питался исключительно молоком и легкой кашицей. После обеда, который продолжался не более мин. 30-40, Чернышевский прочитывал газеты и журналы, а с трех часов до 6 часов вечера, т. е. до вечернего чая, продолжалась работа. И если "пишущая", т. е. я, и "диктующая" (Чернышевский) машины не уставали, то занятия иногда затягивались далеко за полночь. В особенности это почти всегда бывало перед окончанием перевода каждого тома истории Вебера^*.

^* (К. М. Федоров. "Н. Г. Чериышаасюий". Спб., 1905 г.)

Николай Гаврилович, в халате и мягких теплых сапогах (с ними он редко расставался ввиду ревматизма), расхаживая по комнате или сидя в кресле-качалке, заглядывал в книгу Вебера и, не прибегая к словарю, сразу "начисто" диктовал по-русски готовый текст. Федоров успевал ежедневно записывать до шестнадцати страниц печатного текста.

А. Попов, бывший некоторое время у Николая Гавриловича переписчиком, вспоминал: "Он диктовал "Историю" с немецкого так, будто читал русскую книгу; я не успевал за ним записывать".

Перевод "Истории" Вебера был начат в марте 1885 года, в апреле 1887 года был уже закончен шестой том, в конце июля 1887 года - закончен седьмой том, в ноябре 1887 - закончен восьмой...

Такая усиленная работа требовала исключительного умственного напряжения. Секретари и переписчики Чернышевского нередко выбивались из сил, а он, диктуя перевод, одновременно просматривал другие книги и потом спокойно брался за газеты, журналы...

Ему хотелось работать все больше и больше. Как и при переводе книги Карпентера, он стремился сделать весь текст понятным, доступным для всех, о каких бы событиях или сложных предметах ни шла речь. Простоту и ясность изложения в любой книге Чернышевский признавал за необходимое, непременное условие ее доступности широкому кругу читателей.

"История" Вебера оказалась значительно хуже своей репутации: тяжеловесна и со множеством "дурных примесей".

В предисловии к русскому переводу первого тома Чернышевский писал о Вебере:

"В своих общих понятиях он не самостоятельный мыслитель. Те мнения, которые кажутся справедливыми огромному большинству немецких историков, кажутся справедливыми и ему..."

Но, более того, в этих мнениях обнаруживались противонаучные элементы: "Без философских рассуждений в трансцендентальном тоне и без рассуждений о превосходстве немецкой нации над итальянскою, французскою и английскою книга Вебера была бы несравненно лучше".

Вначале у Чернышевского был грандиозный замысел - использовать имя Вебера как прикрытие для написания собственной "Всеобщей истории". Но при этом потребовалось бы огромное количество справочных книг. Потребовалось бы много времени для написания самостоятельного труда. Книги были дороги, да и не мог он позволить себе тратить время только на свои труды: обеспечивать семью возможно было лишь при такой сравнительно скорой работе, как переводы. Первые годы в Астрахани семья жила в нищете.

Когда издание взял на себя Солдатенков, материальные условия Чернышевского несколько изменились. Стало возможно серьезно подумать о своем тексте "Истории". Но уже вышли в свет первые книги с текстом Вебера. Все же Чернышевский нашел выход, наилучший, какой смог придумать. Начиная с пятого тома, он стал решительно вмешиваться в текст Вебера - опускал подробности, не имеющие значения для истории, упрощал слог, отбрасывал "тяжеловесные украшения" речи, а главное - устранял страницы с реакционным содержанием. Выигрыш места за счет пустословия Вебера Чернышевский решил использовать для своих статей. Это могло придать переводу научную ценность и предоставляло возможность самому Чернышевскому выступать со своими трудами. Ведь он так стосковался по общественной трибуне!

Такое решение было бесстрашным, беспримерным, на это мог решиться только Чернышевский. Ему запретили выступать под своим именем, но право писать, высказывать свои взгляды он не позволил отнять у себя! И он стал прибавлять к "Истории" Вебера свои статьи, явившиеся выражением его революционного протеста против царской цензуры и ценным вкладом в науку.

К переводу седьмого тома Чернышевский приложил этюд "О расах".

"Все в этом этюде сводится к чему? - "Нет никаких удобоуловимых нашему наблюдению различий в умственной и нравственной организации черной, желтой и белой рас. Всякое объяснение какого бы то ни было исторического факта особенностями умственной или нравственной организации рас - дикая фантазия, отвергаемая наукой"^*.

^* (Письмо В. Гольцеву 27 сентября 1887 г.)

Это была не только научная статья, а боевое выступление революционного демократа против распространенных невежественных, реакционных теорий.

В очерках "О расах", "О классификации людей по языку", "О различиях между народами по национальному характеру" и других, включенных в перевод книг Вебера и как будто совершенно отвлеченных по теме, Чернышевский выступал против человеконенавистничества, против национального угнетения, вновь заявлял о себе, как о поборнике благосостояния и просвещения народов. Он разоблачал защитников рабства и их ученых прислужников, показывая, что их "теории" не новы. И в античном мире рабовладельцы оправдывали себя тем, что якобы "масса рабов - люди другой природы".

И Чернышевский с огромной силой убедительности раскрывал происхождение рабства - не в силу каких-либо "природных" причин, а вследствие общественных отношений.

Статьи, приложенные к переводу "Всеобщей истории" Вебера, Чернышевский объединил в цикл - "Очерк научных понятий по некоторым вопросам всеобщей истории".

О том, какую работу проделал писатель над переводом, говорят такие факты: из восьмого тома отбросил 125 страниц, в девятом томе из 926 страниц немецкого подлинника после сокращений, упрощения слога и т. д. осталось 629 страниц русского текста. Была отброшена третья часть тома! А всего из переведенных томов было отброшено более семисот страниц.

Чернышевский с полным правом считал, что в его переводе книга Вебера "лучше, чем в подлиннике".

Со временем он стал заменять перевод - переделкой, прибавляя дополнения из других источников.

Он вообще рад был бы прекратить этот перевод, потребовавший колоссального труда, которого хватило б даже на большой коллектив переводчиков, и заниматься исключительно самостоятельной научной и литературной работой. Но такой возможности не было. Перевод "Истории" Вебера являлся единственным источником его доходов в течение этих долгих, тяжелых лет.