Департамент полиции разрешил Чернышевскому сделать краткую остановку в Саратове для свидания с ближайшими родственниками. Вначале имелось в виду, что Чернышевский увидится со стариками Пыпиными - дядей и теткой, а жена и сыновья (проживавшие в Петербурге) встретятся с ним в Астрахани.
Семье Чернышевского уже несколько месяцев было известно о том, что ходатайство за Николая Гавриловича увенчалось успехом- Его сыновья непрестанно обращались в департамент полиции, пытаясь разузнать о ходе дела. Но о том, что Чернышевский едет, их известили только тогда, когда он уже проехал Иркутск. Из необычайно краткого, сбивчивого письма Ольги Сократовны к тетке мужа видно, какое волнение переживала вся семья: "Я от радости совсем с ума сошла; и так не помнила, что делаю и что надобно еще делать, а теперь - и подавно! Вот так бы и полетела к нему навстречу... Вот и расплакалась... Ничего не вижу".
Маршрут Чернышевского оставался под строжайшим секретом. Возок с пленником царя мчался где-то в стороне от железных дорог и пароходов, через большие города проезжал только ночью. Неизвестно было, когда он появится в Саратове.
А Ольга Сократовна уже поспешила в Саратов. К встрече самого дорогого ей человека она готовилась, как к светлому празднику. Она приехала вовремя.
22 октября, наконец, в Саратов был доставлен на почтовых и Чернышевский.
Были приняты меры к тому, чтобы туда он приехал непременно вечером; опасались (выражений сочувствия, может быть даже манифестации. Его поместили на квартиру к жандармскому полковнику.
О саратовском свидании рассказали в своих письмах двоюродная сестра Николая Гавриловича - Варвара Николаевна Пыпина - и Ольга Сократовна*.
* (Н. Чернышевская-Быстрова. "Чернышевакий после Сибири". Журнал "Красная новь" 1928 г., кн. 8.)
"Вчера вечером, - сообщила Пыпина сестре в Петербург, - часов в-шесть, явилась горничная, спросила О. С. и подала ей записку; О. С., прочитавши торопливо и в страшном волнении, начала одеваться, т. е. надевать шубу, калоши и пр. и на мои вопросы шепнула: "Приехал, молчите". Отправилась. Своим я объяснила, что за О. С. прислала какая-то знакомая, и она, может быть, и ночует у нее. Часа через два та же горничная является с запиской ко мне если я желаю, могу приехать. Я тотчас поехала, также не оказавши своим, в чем дело, - но после они говорили, что они тотчас решили, что Н. Г. здесь. У него мы пробыли часа два...".
А Ольга Сократовна писала двоюродному брату Николая Гавриловича А. Н. Пыпину:
"Само собою разумеется, все побросал там и едет налегке, на перекладных (делая 230 и 240 верст в день). Скачет день и ночь. Казался не очень утомленным и уверял, что так и есть на самом деле.
Движенья его довольно порывисты, несколько взволнован, но довольно весел... Никак не могла уговорить его остаться до 5 час. утра. Спешил, страшно опешил. "Покуда, говорит, сухо, да тепло, голубочка, нужно доехать..."
Я встретила его молодцом; но что чувствовала тогда - того и не перескажешь. А Варенька страшно разрыдалась. Насилу уняли ее. А это на него могло подействовать нехорошо. Я все время старалась быть веселой. Пусть люди опять говорят, что я бесчувственная. Делаю так потому, что так нужно".
Со стариками Пыпиными свидание не состоялось. Чернышевский сам отложил его до более удобного времени. Он опасался, что потом Пыпиным могут быть неприятности от полиции, могут быть разговоры ("непривычные и потому тревожные".
Видимо, при этом немалое значение имело и его настойчивое желание немедленно ехать дальше. Времени нельзя было терять: предстояло осеннее распутье. Следовало воспользоваться благоприятным путем. И, наконец, можно представить, какое нервное напряжение вызвала встреча с женой, с единственным по-настоящему близким человеком, встреча после стольких лет разлуки, после всего, что было пережито, чего стоило ему это стремление держаться "молодцом". И он и жена испытали безмерную радость и горе: радость встречи и горе, ибо оба безмолвно почувствовали, что с ним сделала Сибирь, каторга... Да и сама встреча была не у родных, а у жандарма, внешне очень внимательного, но думавшего только о том, как не допустить огласки проезда Чернышевского через (Саратов, не допустить беспорядков, поскорее спровадить его дальше...
И Чернышевский, успокаивая жену, говорил, что совсем не чувствует утомления, желает ехать скорее до места и даже не останется ночевать. Он уверял, что совершенно привык к почтовой телеге и вполне может спать в дороге.
Той же ночью он отправился в путь по приволжской степи - пустынной, безжизненной, песчаной.
О поездке до Астрахани на пароходе ему не приходилось и мечтать...
Позади остались Вилюйск, Якутск, Иркутск, Оренбург, Сызрань, Саратов... Последний этап пути был одним из самых трудных.
Ольга Сократовна выехала вслед за ним, на другой день, последним пароходом. Навигация заканчивалась.