Круг знакомств

Отдавая много сил и времени педагогической деятельности, Н. Г. Чернышевский не замыкался в узком кругу гимназических интересов.

Сразу же по приезде в Саратов Чернышевский познакомился с историком Н. И. Костомаровым, сосланным в Саратов по делу Кирилло-Мефодиевского общества в 1848 году. Костомаров снимал квартиру у архивариуса духовной консистории. В этот период он был занят изучением эпох, связанных с народными движениями. Благодаря содействию своего квартирного хозяина, приносившего для него на дом ценнейшие архивные документы, историк обрабатывал материалы для большого труда о Степане Разине, а впоследствии занялся подготовкой обширной монографии о Богдане Хмельницком. С этими подлинными документами мог знакомиться у Костомарова и Н. Г. Чернышевский, подходивший к ним в противоположность либеральному историку с оценкой революционного демократа.

Общение с Костомаровым представляло для Н. Г. Чернышевского несомненный интерес и потому, что содействовало изучению родного края. Будучи сначала редактором газеты "Саратовские губернские ведомости", а затем делопроизводителем губернского статистического комитета, Н. И. Костомаров вместе с Д. Л. Мордовцевым, служившим в губернском правлении, постоянно имел дело с местными архивами и писал краеведческие статьи о Саратове. Во второй половине 50-х годов ими были выпущены "Памятные книжки Саратовской губернии" с такими статьями, как "Соображения относительно соединения Саратовского края с югом России", "Очерк истории Саратовского края", "Саратовская губерния в прошлом веке в отношении к нынешнему ее состоянию" и др.

Встречи с Костомаровым давали Чернышевскому возможность высказывать свои мысли и убеждения в спорах, вызывавшихся коренной разницей в их мировоззрении. Костомаров враждебно относился к пропаганде материалистических идей, которую вел Чернышевский среди учеников гимназии. Чернышевский же тонко высмеивал у историка проявления мистицизма. Современники вспоминают о "бесконечных спорах" Чернышевского с Костомаровым и о превосходстве первого над вторым, как хладнокровного и умелого спорщика, приводившего историка в тупик силою своей логики. Круг вопросов, затрагивавшихся собеседниками, был очень широк. Е. А. Белов, например, вспоминал, что "жаркие споры" велись между ним и Чернышевским, с одной стороны, и Костомаровым - с другой о событиях французской буржуазной революции конца XVIII века.

Современники вспоминают такой случай. Однажды в пасхальную ночь Н. И. Костомаров явился к спящему Н. Г. Чернышевскому и разбудил его поздравлением: "Христос воскресе!" - "Это надо еще доказать!" - отвечал Чернышевский. Услышав такие слова, Н. И. Костомаров "чуть не слетел с крутой лестницы антресолей и долго сердился на Чернышевского".

Отношения их не ограничивались одними спорами. Нередко за Николаем Гавриловичем присылала мать Костомарова, чтобы "вразумить" историка, когда тот впадал в экзальтацию во время работы над "Бунтом Стеньки Разина". Он колотил себя кулаком в грудь, ломал стулья и бил окна. Николай Гаврилович сначала успокаивал мать, а потом шел уговаривать Костомарова.

В январе 1852 года Н. Г. Чернышевский вместе с Н. И. Костомаровым посетил концерт любителей. Он уговорил историка сопровождать его специально затем, чтобы послушать увертюру из оперы Россини "Вильгельм Телль". После этого Николай Гаврилович записал в своем дневнике:

"Вильгельм Телль" приводит меня в восторженное состояние, и когда мы после поехали к Николаю Ивановичу и говорили за шахматами о нем, у меня выступали слезы от волнения. И я чувствовал и во время музыки, и после, что в случае (т. е. в момент революции.- Н. Ч.) и я оставлю свою вялость, нерешительность". Эти слова говорят о сильном влиянии музыки на молодого Чернышевского. Но Н. И. Костомаров не разделял его настроения.

Ольга Сократовна Чернышевская (конец 50-х годов)

Год спустя в ответ на признание Николая Гавриловича о том, что он страстно мечтает принять участие в неизбежном бунте против правительства, его невеста Ольга Сократовна спросила: "Вместе с Костомаровым?" - "Едва ли, - отвечал Чернышевский,- он слишком благороден, поэтичен. Его испугает грязь, резня. Меня не испугает ни грязь, ни пьяные мужики с дубьем, ни резня".

И Чернышевский, противопоставляя Костомарову А. И. Герцена, с увлечением рассказал невесте о жизни и деятельности русского революционера, прибавив, что и он сам в резкости образа мыслей не уступает подобным людям и "должен ожидать подобной участи".

В круг близких знакомых Чернышевского входил также учитель Е. А. Белов, перемещенный в саратовскую гимназию из Пензы. Николай Гаврилович ценил в "пылком и увлекающемся" Белове его незаурядный ум, начитанность и критическое отношение к действительности.

Инспектор гимназии считал Белова "самым близким лицом к Чернышевскому". "Оба они,- писал современник, - тяготились царившим в то время режимом в тамошней гимназии".

Чернышевский познакомил Е. А. Белова с Н. И. Костомаровым, и они втроем стали встречаться довольно часто. Белов вспоминал, что Чернышевский очень любил Пушкина и цитировал наизусть целые отрывки. "Пророк", "Анчар", "Памятник", "Полководец" были его любимыми стихотворениями. Из поэм Пушкина Чернышевский особенно любил "Полтаву", "Медного всадника", трагедию "Борис Годунов".

Взволнованно вспоминает Е. А. Белов печальную страницу в жизни молодого Чернышевского: "Отъезд его из Саратова сопровождался грустным для него эпизодом: умерла его мать, которую он нежно любил и которая на него не могла надышаться". На другой день после ее смерти Белов навестил Н. Г. Чернышевского, который провел его наверх в свою комнату и говорил с ним о матери.

Кроме Н. И. Костомарова и педагогической среды у Н. Г. Чернышевского было довольно большое знакомство в городе. Первое время по приезде в Саратов он давал уроки в некоторых семействах, посещал также Д. А. Горбунова, переводчика поэмы Мицкевича "Конрад Валленрод". По воспоминаниям современников, отец Горбунова так отзывался о Чернышевском: "Бывал я в Питере, и в Москве, и в других городах, был знаком с министрами, с писателями, аристократами, архиереями и разными другими высокими персонами, духовными и светскими, но не видывал... таких высоких качеств человека, как Николай Гаврилович".

Наружность молодого Чернышевского также останавливала на себе внимание. Он был выше среднего роста, широкоплечий, сильный, с развевающимися по ветру волнистыми волосами каштанового цвета. Взгляд его серых глаз с просинью выражал и ясную мысль, и наблюдательность, и стальную волю. В обществе Николай Гаврилович держал себя очень скромно и даже застенчиво. Но если речь касалась какого-нибудь интересующего его вопроса и к нему обращались за советом, тогда раскрывался замечательный дар его слова и он овладевал всеобщим вниманием.

Среди саратовских знакомых Н. Г. Чернышевского была весьма одаренная женщина - А. Н. Пасхалова. Она жила вместе с пятью детьми в доме своей матери, помещицы Залетаевой. Дом этот был очень красивым, но он стоял как молчаливый склеп среди других зданий широкой Сергиевской улицы. В нем не зажигались праздничные огни, и двери не распахивались для гостей. Саратовское общество отвернулось от его молодой хозяйки, как женщины, совершившей "преступление" против общественной морали.

А. Н. Пасхалова осмелилась официально через высшие петербургские инстанции развестись с мужем, страдавшим запоями. В течение нескольких лет он превратил ее жизнь в сплошную пытку. Не вынеся такого существования, А. Н. Пасхалова предприняла шаг, который вызвал сильное возмущение: официально развелась с мужем. С тех пор над ней стало тяготеть презрение окружавшего общества и клеймо "разводки" закрыло перед ней все двери.

Между тем она выделялась недюжинным умом, знанием семи иностранных языков, писала стихи, в которых оплакивала свою незавидную женскую долю. У нее бывал небольшой замкнутый кружок во главе с Н. И. Костомаровым. Они оба увлекались астрономией, но главным следом их дружбы остались сборники народных песен, записанных вместе среди крестьян Саратовского края. А. Н. Пасхалова с историком, а иногда и одна посещала также бурлаков, собиравшихся в чайных и кабаках на берегу Волги, и записывала их песни. Это еще более приводило в негодование дворянские и мещанские круги города.

Создавая впоследствии роман "Пролог", Н. Г. Чернышевский воспользовался одной из этих песен - "Ах туманы, вы мои туманушки". Строки из нее приводятся в эпизоде с бурлаками:

 Мы не воры, не разбойнички, 
 Стеньки Разина работнички.

Эта бурлацкая песня звучала и на саратовских улицах, и на берегах Волги.

Н. Г. Чернышевский еще в студенческие годы задумывался над участью женщины, наблюдая семейную жизнь своего друга В. П. Лободовского, и даже первые свои литературные опыты посвятил этому вопросу ("История Жозефины", "Теория и практика"). Естественно, что такая одаренная и в то же время несчастная женщина, как А. Н. Пасхалова, привлекла его внимание. Он стал бывать у нее, и они часто беседовали на тему о положении женщины. Пасхалова однажды в отчаянии пожаловалась ему на свою судьбу. Н. Г. Чернышевский стал горячо ей доказывать, что придут времена, когда положение женщины изменится. "Полно, будут ли эти времена?" - с безнадежностью в голосе спросила Пасхалова. "Будут!" - отвечал он восторженно, и глаза его заблестели от волнения при мысли о будущем.

Среди некоторых современников Н. Г. Чернышевского существовало ошибочное мнение, будто он не способен любить природу. Н. И. Костомаров, например, рассказывал в автобиографии: "Помню я один вечер в мае 1852 года, сидел я у окна, из которого открывался прекрасный вид: Волга во всем величии, за нею горы, кругом сады, пропасть зелени..." Костомаров указал на этот вид Николаю Гавриловичу: "Смотрите, какая прелесть, не налюбуюсь!" Затем Костомаров с сокрушением добавляет: "Чернышевский рассмеялся своим тихим смехом и сказал: "Я не способен наслаждаться красотами природы".

Н. Г. Чернышевский в комнате мезонина среди родных и саратовских знакомых (слева направо: Н. И. Костомаров, Н. Г. Чернышевский, А. Н. Пыпин Ц, Л. Мордовцев, Е. Е. Чернышевская, Е. А. Белов, А. Н. Пасхалова). С картины художника П. Петрунина (масло)

Н. Г. Чернышевский объяснял впоследствии в своих критических заметках на "Автобиографию" Костомарова, что он ответил ему так для того, чтобы Костомаров не говорил целыми часами только о природе, это было утомительно.

Революционер-демократ беззаветно любил родную саратовскую природу. Из окон его мезонина виднелись Зеленый остров и пушистые лесные чащи противоположного берега, а справа высилась гора Увек с деревушкою и историческими развалинами татарского городища. О нем еще в детстве Чернышевскому рассказывал его учитель Г. С. Саблуков.

Этот вид из мезонина и чувство наслаждения природою целиком было перенесено Н. Г. Чернышевским в его повесть "Тихий голос", написанную в Сибири.

Волга пробуждала в Чернышевском чувство безграничной свободы. Когда ему впервые довелось поехать на пароходе в 1859 году, он восторженно любовался приволжскими берегами. Здесь перед ним вставала необъятная ширь его родины. "Мне и странно, и радостно было смотреть на пространство, на котором нет ни нашего города, никакого города, ни даже села: широкая река, горы на запад, степь на восток, - писал Чернышевский, почувствовав себя свободным среди природы. - Это чувство было ново для меня: свобода, свобода..."^*.

^* (Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. XIII, с. 451.)

В один из позднейших приездов в Саратов, в 1859 году, Н. Г. Чернышевский ездил на лодке вместе со своими двоюродными сестрами Пыпиными в село Пристанное по Волге, где жил его друг В. Д. Чесноков. Это были места, связанные с пребыванием Степана Тимофеевича Разина, о котором население все еще сохраняло различные предания. Теплый вечер позднего лета, Волга, залитая лунным светом, дружеская беседа с товарищем юных лет и легендарно-исторические берега, вызывавшие в памяти имя народного вождя,- все это создало у Чернышевского особо приподнятое настроение, когда он возвращался домой. Николай Гаврилович стал читать сестрам наизусть любимый отрывок из "Размышлений у парадного подъезда":

 Волга, Волга! Весной многоводной 
 Ты не так заливаешь поля, 
 Как великою скорбью народной 
 Переполнилась наша земля!..

Неподдельная страсть и гнев звучали в голосе молодого Чернышевского. Девушки в глубоком волнении слушали его.

Любовь к родной саратовской земле была одним из элементов революционного патриотизма Чернышевского. Патриотизм он характеризовал как "страстное, беспредельное желание блага родине". Это чувство с ранних лет взрастили в нем могучая Волга и густые зеленые рощи в ущельях родимых гор, ставших впоследствии местом нелегальных собраний саратовских революционеров.

"В глубоком овраге сада Громова, прозванном нами "Байкалом", мы собирались в 1905 году для чтения романа Чернышевского "Что делать?",- рассказывала старый член партии Евдокия Яковлевна Степанова.

С внешней стороны жизнь Н. Г. Чернышевского в Саратове в 1851-1853 годах складывалась неплохо. Он был видным человеком в глухой провинции, высоко ценился как ученый и высококвалифицированный педагог, вращался в обществе передовой интеллигенции.

Современники рассказывают, что однажды губернатор Кожевников пришел к отцу Н. Г. Чернышевского и пожаловался, что его сын редко бывает на губернаторских обедах. Эти обеды славились на всю губернию. Народу приглашалось много, вино лилось рекою, и губернатор слыл "радушным, веселым и гостеприимным хозяином".

Но Николай Гаврилович не любил губернаторских обедов. "После такого обилия вина,- говорил он родным,- я ходил целый вечер по городу, чтобы освежить голову".

Вряд ли это было настоящей причиной, по которой молодой Чернышевский отказывался от губернаторских обедов. Он хорошо знал, что "радушный, веселый и гостеприимный хозяин" безжалостно расправлялся с крестьянами, бесчеловечно подавил восстание в Мариинской колонии, грабил и угнетал простой народ. При этом губернаторе "делалось то же самое, что и до него. Должности продавались с формального торга. Суда и управы не было; грабительство было повсеместное: оно владычествовало в канцелярии губернатора, в губернском правлении, по всем ведомствам и инстанциям".

В сознании молодого Чернышевского все больше укреплялась мысль о том, что этот мир насилия и несправедливости должен быть уничтожен силой. Сердце его было с народом, несокрушимая воля революционного борца стремилась к борьбе за светлое будущее своей родины.