Жить заново

Из Сибири Чернышевский привез с собой только маленький чемоданчик с мелкими вещами, остатками белья и листком бумаги, на котором были записаны его планы литературных работ после ссылки. Он надеялся, что ему будет разрешена литературная деятельность. Но имя его продолжало оставаться под запретом, и это тянулось в царской России при его жизни и после смерти около 50 лет. То, что вынашивалось бесконечными вилюйскими ночами и было сожжено за годы ссылки, Николай Гаврилович мечтал заново записать, когда ссылка кончится. Большие романы, переводы, работы по политической экономии - все это, намеченное для подготовки к печати в Астрахани, для издания в редакциях столичных журналов, не смогло увидеть света. Не дошло до Чернышевского и письмо молодого Ленина, написанное после казни брата.

По приезде в Астрахань нужно было налаживать заново семейную жизнь. Это нелегко далось Николаю Гавриловичу. За двенадцать лет существования в вилюйском остроге у него сложились привычки человека, находившегося в одиночном заключении. Ему не с кем было поделиться научными и художественными замыслами, кроме самого себя, не с кем было поговорить. Караулившие его казаки и их семьи, дожившие до глубокой старости, рассказывали, что Чернышевский любил петь какие-то песни на непонятном для них языке, что он очень много писал по ночам, а утром сжигал все написанное.

И теперь, поселившись в Астрахани, в своей убогой квартирке, он с первых дней так же ревностно начал исписывать целые страницы и непременно ночью, хотя никто не торопил его, никто не приходил, чтобы быстрее отвезти их в типографию. Многие рукописи, как и в Сибири, он сам выбрасывал в сорную корзину.

Ольгу Сократовну встревожили ночные занятия Николая Гавриловича, она не могла спокойно слышать его бесед и пения, доносившихся до нее в ночной тишине. Опасаясь, что такой напряженный труд может тяжело отразиться на здоровье Николая Гавриловича, она старалась убедить его, что ему нужен режим, отдых, нормальный сон. Но так сильна была власть привычки, что Николай Гаврилович далеко не сразу уступил просьбам Ольги Сократовны и по-своему реагировал на них: он обшил кожей ножки своего кресла, чтобы оно не выдавало его своим скрипом. А дверь кабинета он заложил ковриком, чтобы полоска света внизу не бросалась в глаза Ольге Сократовне. Не хотелось ее огорчать: она так заботилась о нем.

Понемногу надорванный организм стал приспосабливаться к новым условиям, но осталась потребность много курить, и это вызывало постоянные приступы сильного кашля. Ольга Сократовна старалась развеять тяжелое душевное состояние мужа, долгое время остававшегося без работы. По-своему, просто, но решительно, она требовала, чтобы он обязательно гулял по городу, дышал свежим воздухом. Эти прогулки отвлекали Николая Гавриловича и были интересны для него, потому что знакомили его с жизнью городского населения. По дороге он навещал дома рабочих, расспрашивал о том, как они живут, угощал сахаром маленьких детей. Простые люди полюбили Чернышевского и охотно рассказывали ему о своей незавидной доле.

После Вилюйска все было непривычно Чернышевскому в оживленной, пестрой по населению Астрахани. Больше всего приходилось встречаться с армянами. Культура армянского народа насчитывает четыре тысячи лет. Однако в царской России этот народ не мог широко развернуть своих национальных духовных богатств. Ему предоставлялась возможность существовать главным образом торговлей. Этот торговый мир и был связан с бытом Н. Г. и О. С. Чернышевских.

Но Чернышевский помнил своего боевого соратника революционера-демократа Микаэла Налбандяна. Пламенный поэт-гражданин, блестящий критик и философ-материалист, он был связан с Чернышевским в самый разгар революционной деятельности 1861 года. Чернышевский знал о расправе с ним царского правительства, и симпатии Николая Гавриловича к армянскому народу были глубокими и искренними.

В свою очередь, армяне оказывали Николаю Гавриловичу постоянное дружественное расположение. Однажды Ольга Сократовна упросила мужа пойти с ней в театр, когда в Астрахань приехал на гастроли знаменитый трагик Адамян. Когда во время антракта Адамян узнал, что в театре находится Чернышевский, он пришел к нему в ложу выразить чувства глубочайшего уважения и преданности. Адамян поклонился Чернышевскому как великому борцу за свободу угнетенных национальностей и другу армянского народа. Речь артиста сопровождалась аплодисментами товарищей.

Вскоре по приезде в Астрахань Николай Гаврилович и Ольга Сократовна взяли к себе на воспитание десятилетнюю девочку Сусанну Хачатурову, которая жила у них на правах члена семьи. Ольге Сократовне хотелось видеть около себя юное создание, беззаботная резвость которого скрашивала бы одинокое и безрадостное поднадзорное существование. Называли эту девочку Зосей. Однако через некоторое время родители Зоси, испугавшись обыска на квартире Чернышевских, взяли девочку домой. Впоследствии о Зосе рассказывал ее престарелый брат, приезжавший в Саратов. Отец их был простой торговец в хозяйственной лавке. Раз Зося спрашивает:

- Николай Гаврилович, вы такой умный, образованный человек, а мой отец совсем неграмотный, и вы так подолгу с ним разговариваете. Разве это может быть для вас интересно?

- Знаешь, Зося, - отвечал Николай Гаврилович,- иногда разговор с простым неграмотным человеком приносит больше удовольствия и пользы, чем с ученым.

Одиноко и невесело жилось Николаю Гавриловичу в знойном городе на окраине России. Сказывалась резкая перемена климата: от 60-градусных морозов писатель был переброшен в 40-градусную жару. Это тяжело отразилось на его здоровье. Томила тоска по родному Саратову.

Но были и светлые минуты. Радовали встречи с передовыми жителями Астрахани. Ласковый прием находил Чернышевский среди работников городской библиотеки. Выдачей книг там заведовала Елизавета Ивановна Никольская, а сотрудник библиотеки Абросим Мартынович Попов работал некоторое время у Николая Гавриловича переписчиком. Начальство библиотеки запрещало выдавать газеты лицам, состоявшим под полицейским надзором. Елизавета Ивановна нашла выход, чтобы помочь Николаю Гавриловичу: она тайно прятала на столе газеты, смешав их с журналами и гравюрами, и таким образом можно было унести их домой незаметно вместе с книжкой журнала.

Добрые отношения связывали Чернышевского и с другими передовыми людьми в Астрахани. Санитарный врач Семен Моисеевич Попов, тесно связанный с революционным подпольем, пользовался глубоким уважением Николая Гавриловича и получил от него в подарок три книги перевода "Всеобщей истории" Вебера с дарственной надписью.

В небольшом уездном городке Астраханского края под названием Красный Яр жил в ссылке дорогой Чернышевскому человек - сын украинской писательницы Марко Вовчок - Богдан Афанасьевич Маркович. Чернышевский высоко ценил художественный талант Марко Вовчок, с которой переписывался еще в 60-х годах. Он видел в ней защитницу прав обездоленного простого народа, задыхавшегося в тисках крепостного права.

В Астрахани (весной 1887 года) Б. А. Марковичу удалось увидеться с Чернышевским. "Он вообще никого не видит, не принимает, - писал он матери об этой встрече, - но со мною он разговорился..."

С Марковичем Николай Гаврилович мог чувствовать себя спокойно, их беседа длилась в течение нескольких часов. Говорили о разных писателях, о революционных демократах, о Карле Марксе. Маркович говорил просто, искренно, доверчиво глядя в глаза Чернышевскому. На прощанье они крепко, горячо поцеловались, и Маркович вышел сам не свой - радостный, просветленный. "Шел и вдруг схватился обеими руками за грудь - слишком широко, хорошо дышалось!"

Чернышевский оказывал не только моральную поддержку молодому революционеру: он устроил ему литературную работу через московских друзей для заработка. Впоследствии Маркович стал видным саратовским журналистом.

С большим трудом удалось А. Н. Пыпину достать брату временную переводную работу, неинтересную, но необходимую для куска хлеба. Материальная забота А. Н. Пыпина о Чернышевских продолжалась и в этот период. Как только А. Н. Пыпин узнал, что по приезде в Астрахань у Чернышевских нет ни денег, ни стола, ни стула, ни кровати, ни белья и им пришлось временно остановиться в гостинице, Александр Николаевич выслал денег и дал возможность нанять новую квартиру и обставить ее самым необходимым.

Вместе с Александром Николаевичем принялся деятельно помогать Чернышевским старинный друг и родственник Ольги Сократовны Александр Васильевич Захарьин. Он выхлопотал Николаю Гавриловичу право заниматься переводной работой. Таким образом, Николай Гаврилович перевел 11 томов "Всеобщей истории" Г. Вебера с немецкого. Уже одно это показывает, насколько сохранились после 20-летней ссылки его умственные силы. Чернышевскому было поставлено условие, чтобы как переводчик он выставил на книгах не свое имя, а простую фамилию, которая не привлекала бы к себе внимания. "Андреев" - стал подписываться Чернышевский.

Но "Всеобщая история" была не только его переводом. Как сильный мыслитель с неугасимым революционным духом, он сумел так перевести отсталого немецкого историка, что вложил в труд всю свою душу для борьбы с наиболее вредными сторонами его учения. Он просто выпускал эти страницы, а потом стал прибавлять к переводу свои самостоятельные статьи, в которых выступал по-прежнему как великий революционный демократ.

Сын Михаил Николаевич взял на себя заботы об отце и добился его перевода в Саратов.

На всю жизнь запомнились Григорию Александровичу Ларину слова, сказанные ему Чернышевским на прощанье перед отъездом из Астрахани.

- До свиданья, а может быть, прощайте. Старайтесь, мой молодой друг, жить так, чтобы руки ваши были чисты и совесть чиста и чтобы люди про вас не говорили дурное. А если и будут говорить - без этого нельзя, - то, чтобы ваша собственная совесть не подтверждала этого.

После шестилетнего пребывания в Астрахани Николай Гаврилович, наконец, отплыл на пароходе в родной город.

Ольга Сократовна там уже подыскала квартиру. Она находилась в домике напротив городского сада "Липка" в центре города. Домик был небольшой. Стоял он в глубине двора и украшен был садом из густых деревьев. Ольга Сократовна позаботилась, чтобы городской шум не мешал научным занятиям мужа.