"От подачи прошения отказываюсь"

Еще со времени пребывания в Петропавловской крепости Чернышевский болел цингой. В Вилюйске болезнь обострилась.

Не имея возможности навестить Николая Гавриловича и опасаясь за его здоровье, родные стали хлопотать о переводе его в более здоровую местность. Тогда генерал-губернатору Восточной Сибири была послана из Петербурга бумага, в которой указывалось, что если "государственный преступник" Чернышевский подпишет прошение о помиловании, то ему может быть дана надежда на перевод из Вилюйска, а со временем и на возвращение на родину.

Генерал-губернатор откомандировал к Чернышевскому своего адъютанта, жандармского полковника Винникова, с заготовленным текстом прошения о помиловании.

Винников нашел Чернышевского в беседке из тальника на берегу Вилюйского озера. Просто и непринужденно, но без всякого видимого интереса глядел Николай Гаврилович сквозь очки на Винникова.

Винников подал бумагу. Чернышевский молча взял и внимательно прочел ее. Адъютант ждал ответа, рассматривая Николая Гавриловича. Чернышевский сидел в той же позе и поглаживал бороду. В глаза бросались длинные откинутые назад волосы, резкие морщины на худощавом бледно-желтоватом лице.

- Благодарю, - сказал он наконец, вставая и возвращая Винникову бумагу.- Но, видите ли, в чем же я должен просить помилования?! Это вопрос... Мне кажется, что я сослан только потому, что моя голова и голова шефа жандармов Шувалова устроены на разный манер, а об этом разве можно просить помилования?! Благодарю вас за труды...

Жандарм растерялся.

- Так, значит, отказываетесь, Николай Гаврилович?

- Положительно отказываюсь! - И он снова посмотрел на Винникова просто и спокойно.

- Тогда я буду просить вас,- начал Винников,- дать мне доказательство, что я вам предъявил поручение генерал-губернатора...

- Расписаться в прочтении? - докончил Чернышевский.

- Да, да, расписаться.

- С готовностью!

Они пошли в камеру. Здесь Чернышевский присел к столу и четким почерком написал на бумаге: "Читал. От подачи прошения отказываюсь. Николай Чернышевский".

Винникову ничего не оставалось, как увезти бумагу обратно.

Русское самодержавие еще раз убедилось, что перед ним несгибаемый революционер.