Заключив Чернышевского в Алексеевский равелин крепости, власти сделали все, чтобы сломить его волю. Тюремное окно было старательно замазано мелом. Даже луч солнца не проникал к заключенному. Осенью в стекла стучал бесконечный монотонный дождь, струившийся со свинцового петербургского неба.
Алексеевский равелин... Николай Гаврилович хорошо понимал, что это значит: отсюда или совсем не выпускали узников на свободу или увозили в Сибирь навсегда. Непроницаемая стена отделяла Чернышевского от внешнего мира. Дело за 7 месяцев пребывания в крепости ни на шаг не сдвинулось с мертвой точки.
Однако Чернышевский не чувствовал себя покоренным. Он твердо знал, что в его деле улик не имеется. Воззвание к крестьянам было написано посторонней рукой, так и оставшейся неразгаданной. Чернышевский не признал эту прокламацию своей. Все, что могло оказаться в руках следственной комиссии по организации тайного общества "Земля и воля", было вовремя уничтожено.
Чувствуя себя сильным с юридической стороны, Николай Гаврилович начал действовать. Несколько писем, в которых он давал смелый отпор по поводу своего ареста, были адресованы им коменданту крепости генералу Сорокину, петербургскому генерал-губернатору князю Суворову и, наконец Александру II. Чернышевский требовал освобождения и свидания с женой.
Глухое молчание было ответом на письма из равелина. Но это не сломило духа великого революционера. Он ответил своим палачам новой попыткой заставить их приняться за разбор его дела. Тюремный смотритель, приносивший обеды Чернышевскому, однажды почувствовал что в камере распространяется запах разложившейся пищи. Он увидел, что вся она оставляется Чернышевским, который отказался от питания, объявив голодовку. Голодовка продолжалась девять дней. Служитель испугался: это был первый случай голодовки в тюрьме. Он побежал к коменданту крепости. Прислали врача. Увидев ослабевшего, бледного узника, врач исследовал его и составил акт. Чернышевский едва держался на ногах, потому что позволял себе лишь по нескольку глотков воды в день. И тем не менее он заявил врачу, что будет и дальше так продолжать, если не дадут хода его делу.
Следственная комиссия была ошеломлена. Такой редкий случай мог набросить тень на монарха перед Европой. Как это? Писатель, пользующийся в России такой известностью, и вдруг убивает себя из-за жестокости царя?!
И комиссия пошла на уступки. Свидание с Ольгой Сократовной было разрешено.
Николай Гаврилович старался держаться с женой спокойно, утешал и обнадеживал ее. Но от Ольги Сократовны не укрылись его худоба, бледность, слабый голос. Обо всем этом она рассказала друзьям.
Дело сдвинулось с мертвой точки. Но каким было это движение? "Царь-освободитель" повелел во что бы то ни стало засудить Чернышевского. "Нет никаких улик и вещественных доказательств? Неважно! Все это можно найти, если III отделение постарается как следует".
И жандармы постарались. Они привлекли к себе на помощь мрачного человека с глазами, смотрящими исподлобья. Еще не так давно этот человек был вхож в дом Чернышевских, читал свои переводы передовых иностранных поэтов. Правда, казался писателям "немного неприятным", потому что все жаловался на судьбу, на нужду, будто был вечно чем-то недоволен, никогда не улыбался... Это был отставной гвардейский офицер Всеволод Костомаров. Он знал много языков и еще больше почерков. "Я могу писать любым почерком письма от кого угодно и кому угодно", - заявил он в III отделении после того, как его самого арестовали как "подпольщика" вместе с группой московских студентов.
Всеволоду Костомарову и было поручено воспользоваться письмом к нему Чернышевского и другими его рукописями. Письмо было дружественное: в нем Чернышевский обещал материально поддержать Костомарова, обещал помочь, предоставив ему должность преподавателя в кадетском корпусе, писал и о возможности опубликования в "Современнике" его стихотворения.
Костомаров принялся за работу и вскоре представил в следственную комиссию подложный документ. Подделав почерк Чернышевского, он написал записку, якобы полученную им от писателя. В этой записке заключалась просьба внести изменение в текст прокламации "Барским крестьянам" во время ее печатания.
Записка была предъявлена Николаю Гавриловичу Чернышевскому, и он отказался признать ее своей. "Этот почерк красивее и ровнее моего",- иронически написал он на фальшивке. Секретари сената, которым записка была отправлена на экспертизу, также отметили, что почерки не сходны.
Третье отделение было взбешено. На Костомарова посыпались угрозы и обещания. Он опять засел за свое черное дело. Голова у него кружилась. Тысяча рублей за Чернышевского! Ради этого стоило постараться. Рука иуды забегала по листам почтовой бумаги. На четырех страницах письма, обращенного к неизвестному "Алексею Николаевичу", Костомаров со страстью призывал усилить революционную агитацию на Волге, требовал торопиться с организацией кружков и до того переусердствовал, что допустил грамматическую ошибку, на которую Чернышевский никогда не был способен. Письмо было опять доставлено в сенат на экспертизу секретарям, которым было сделано соответствующее тайное предупреждение. Секретари признали, что письмо написано Чернышевским.
Николая Гавриловича привезли в сенат. Письмо торжественно было прочтено ему вслух. Затем секретари задавали ему вопросы, связанные с революционным движением в России. Чернышевский держал себя не как обвиняемый, а как суровый обвинитель. На все вопросы он дал отрицательные ответы, в которых разоблачал подлог, и требовал, чтобы ему дали право при помощи лупы и химических средств доказать подделку. В этом писателю было отказано.
И он заявил:
- Вы можете держать меня сколько угодно. Я поседею, умру, но прежнего своего показания не изменю.
Эти слова были занесены в особый акт, оставшийся в деле Чернышевского. Вместе с тем сохранилась и доныне обширная записка Чернышевского, в которой он все же разоблачил подлог В. Костомарова. Бумаги эти остались лежать, погребенные на долгие годы в архиве Петропавловской крепости.
Так как улик о непосредственном участии Чернышевского в революционном движении не было, то III отделение решило засудить его за все, что он писал в "Современнике". Тайно была составлена профессором Касторским "Записка о литературной деятельности г-на Чернышевского". В ней рассказывалось с приведением множества примеров, как тонко обходил великий революционный демократ царскую цензуру, пытаясь выступить реакционером, а потом самого же себя разбить с революционных позиций. Бывало и так, что Чернышевский приводил вместо своих слов цитату из безобидного и даже реакционного автора, но брал из него то, что надо было использовать в целях революции.
Записка сделала свое дело. Приговор Чернышевскому был вынесен: "за злоумышление к ниспровержению существующего строя" - четырнадцать лет каторги с поселением в Сибири навсегда.
Многие годы боролся Чернышевский с царизмом своим печатным словом в журнале "Современник" вместе с революционерами-демократами Некрасовым, Добролюбовым, Шелгуновым, Михайловым и другими. Эту борьбу он продолжил и в мрачном каземате Петропавловской крепости, создав там свой роман "Что делать?" - одно из величайших произведений мировой литературы.
"Что делать?" - это гимн революции, которая должна освободить труд человека от порабощения. Это - могучая песня о новой счастливой жизни, о новых, прекрасных людях.
Чистые сердцем, сильные духом проходят перед читателями образы Лопухова и Кирсанова, призывающие строить новую жизнь. Рядом с ними - новая женщина, энергичная, жизнерадостная, общественная деятельница и первая женщина-врач - Вера Павловна.
Вере Павловне снится сон, в котором перед ее глазами проходят одна за другой картины светлого будущего. Она видит огромное здание, построенное из стекла, железа и алюминия. Это - дворец для трудящихся. Он залит светом электрических ламп, в обширных залах накрыты столы на тысячу человек, а после обеда можно отдохнуть в музеях и читальнях, расположенных в этом же дворце. Роскошные сады окружают это здание, а за садами раскинулись поля, на которых работают машины. Люди только управляют машинами, труд их легок и радостен, и человек поет за работой. Он поет оттого, что чувствует себя свободным, он не зависит от царя, от помещиков и других хищников, его родная земля больше не принадлежит им, и ее можно сделать прекрасной. Голые скалы и безводные пустыни превращены трудом человека в цветущие рощи и нивы. Тяжелые крупные колосья сулят невиданные урожаи. Не страшна засуха: обильно поит землю чистая прозрачная вода, растекаясь по бесчисленным каналам.
"Будущее светло и прекрасно, - писал Чернышевский. - Любите его, стремитесь к нему, работайте для него".
Путь к этому будущему - революция. Ее готовит могучий богатырь духа, любимый герой Чернышевского подпольщик Рахметов. На его образе воспитались целые поколения отважных и стойких революционеров и в России, и за рубежом. Не случайно этот образ был создан Чернышевским во время личной борьбы с тюремщиками, во время его голодовки в Алексеевском равелине.