Казенная карета

Матрена Баранова по договоренности своего мужа с полицией проникла в квартиру Чернышевских как кухарка. Муж Матрены - швейцар в доме Есауловой по Большой Московской, где живут Чернышевские. Он всматривается во всех входящих в дом, прислушивается к их разговорам, запоминает фамилии.

Слежка началась за 9 месяцев до ареста. Чернышевский сразу почувствовал неладное, когда после ссылки Михайлова стал получать анонимные письма с угрозами и зловещими предсказаниями.

Еще на похоронах Добролюбова бросились ему в глаза гороховые пальто, прятавшиеся за деревьями, опушенными первым снегом. Так одевались только сыщики. Надо было защищаться. Прежде всего Ольга Сократовна отпустила прислугу и стала открывать двери сама. Николай Гаврилович заказал ключи для письменного стола и стал все запирать, а ключи брал с собой, когда уходил.

Квартира Чернышевского в это время являлась штабом, в котором сосредоточивались лучшие силы русского общества, надеявшиеся на крестьянскую революцию. Редактор "Современника" Некрасов бывал у Чернышевских чуть ли не ежедневно. Братья Николай и Александр Серно-Соловьевичи вместе с полковником Н. Н. Обручевым, создавая тайное общество "Земля и воля", постоянно наведывались к Чернышевскому: он давал им ценные советы, выражал желание поддержать общество с трибуны "Современника".

Далеко в Лондоне к ним прислушивались Герцен и Огарев, пославшие в Петербург для переговоров молодого энергичного А. Слепцова. Из Курска на Большой Московской появляется готовый поднять восстание в Литве полковник Савицкий. Студенты ведут переговоры с Ольгой Сократовной о том, чтобы достать Николаю Гавриловичу, в случае опасности, заграничный паспорт. Он отказывается, он не хочет порывать с родиной. Он продолжает борьбу. А шпики продолжают слежку.

Но недаром Чернышевский славится как умнейший конспиратор. В агентурных донесениях о нем прежде всего говорится, что народу к нему ездит "тьма". Как разобраться в этой тьме"?

Услужливые шпики изо всех сил стараются, но почти все путают: и имена, и фамилии, и шубы, и шинели. Савицкий у них похож на Новицкого, полковник Обручев и Рехневский кажутся одним и тем же лицом, а работник типографии "Современника" представляется особенно страшным и опасным из-за одного своего звания "метранпаж", которое они принимают за фамилию.

Агенты чуть не плачут: стол Чернышевского недоступен, и главное - "мадам Чернышевская". Она особенно мешает вести наблюдение: сама открывает двери посетителям и все время стоит у окна, из которого хорошо видно, кто подходит к подъезду. Ну как тут спрячешься?

На кухарку Матрену Баранову у агентов большая надежда. Вот Матрена наконец в третьем отделении. В руках у нее бумаги.

- Это из его сорной корзины,- с торжеством заявляет Матрена.

Бумаги прочитаны и отданы ей обратно. В них нет ничего "недозволенного". Опростоволосилась Матрена.

- Тьфу, пропасть! - бормочет она, спускаясь с лестницы.

Матрене ничего не удалось сделать.

Беда обрушилась на Чернышевского совсем с другой стороны.

...Медленно подошел к Кронштадту английский пароход "Пассифик".

По трапу с толпой пассажиров спустился скромно одетый служащий торгового дома с небольшим чемоданчиком. К нему подошли жандармы. Они уже предупреждены, что фамилия его Ветошников и что едет он с запрещенной литературой от Герцена.

Недаром агент третьего отделения Перетц появлялся в доме Герцена вместе с его гостями, приезжавшими из разных городов и стран и служившими посредниками между лондонским центром и революционными кружками и организациями. Здесь вырабатывались планы "повсюдного восстания" в России, здесь было решено, что подпольное общество "Земля и воля" будет организовано в Петербурге, здесь было утверждено самое его название. "Колокол" отзывался на все проявления дикого произвола, которым самодержавие калечило жизнь народных масс в России.

Летом 1862 года Герцен, узнав, что журнал "Современник", в котором работал Чернышевский, запрещен, написал другу и соратнику Николая Гавриловича Н. А. Серно-Соловьевичу, что готов издавать вместе с Чернышевским его журнал за границей. Письмо было отдано Ветошникову для передачи русским друзьям. При аресте чемодан Ветошникова был вскрыт жандармами. Достаточно им было увидеть имя Чернышевского, чтобы на другой же день в дом Есаулова "вошли полковник Ракеев и пристав Мадьянов", как потом сообщалось в официальных документах.

Это произошло 7 июля 1862 года.

Солнечный свет заливал столовую, в которой находился Николай Гаврилович со своими друзьями: членом

"Земли и воли" Петром Ивановичем Боковым и сотрудником "Современника" Максимом Алексеевичем Антоновичем.

- Видно, надолго запретили наш журнал,- проговорил Антонович,- что вы думаете теперь делать?

- Надо сборники готовить,- отвечал Чернышевский,- я уже начал подбирать материалы и людей для них. Ведь вы знаете, любимое мое занятие в часы "отдыха" за письменным столом - писать популярные статьи для ознакомления широких масс с идеями великих мыслителей. Мне уже удалось поговорить...

Он не докончил: в передней раздался резкий звонок, и вслед за ним в дверях показалась грузная фигура жандармского полковника.

"Ракеев!" - мелькнуло в голове Чернышевского и его гостей.

Ракеев - лицо известное. Он даже хвалится своей близостью к "литературному миру": это ему было дано секретное поручение из дворца - перевезти тело Пушкина в Святогорский монастырь, и он сделал это с предельной скоростью в ту же ночь, отняв у народа возможность проститься с великим поэтом.

- Мне нужен господин Чернышевский,- вежливо обратился полковник к присутствующим.

- Я Чернышевский,- вставая с места, отвечал хозяин дома.

- Разрешите пройти в ваш кабинет.

После этих слов Чернышевский исчез. Жандарм даже не успел опомниться.

- Покажите же мне, где кабинет! - растерянно и раздраженно закричал он.

Из двери прихожей выглянула подобострастная физиономия спутника Ракеева - пристава Мадьянова. Жестом руки он указал начальству на одну из дверей. Ракеев застал Чернышевского за письменным столом...

У подъезда уже стояла казенная карета. Боков и Антонович вышли на улицу, побродили немного в окрестностях дома Есауловой и опять вернулись к нему. Кареты уже не было.

На звонок им открыла дверь заливавшаяся слезами горничная, от которой они узнали, что Николая Гавриловича увезли. В квартире их встретил двоюродный брат Ольги Сократовны, офицер Вениамин Иванович Рычков, проживавший у Чернышевских перед отъездом в армию.

Рычков рассказал, что он еще застал Чернышевского, когда жандармы уводили его. Николай Гаврилович успел шепнуть Рычкову: "Передайте Утину, чтобы он не беспокоился".

Долго потом задумывались друзья Чернышевского над этими словами. Они не могли быть сказаны случайно в такой момент. Ведь кем был Утин? Активным членом нарождавшегося общества "Земля и воля", одним из самых близких соратников Чернышевского. Невольно возникает сопоставление: быстрое исчезновение Николая Гавриловича из столовой при Ракееве и слова, предназначавшиеся для Утина. Может быть, какой-нибудь минуты замешательства, в которое был поставлен жандарм, оказалось достаточно для уничтожения Чернышевским чего-то, что имело отношение к обществу и его членам? Так думали друзья Чернышевского, но от него самого не успели ничего узнать. Утин вскоре бежал за границу.

Тяжелые ворота Петропавловской крепости захлопнулись за казенной каретой.

Кончилась свободная жизнь руководителя "Современника" на тридцать четвертом году. Началась его двадцатисемилетняя политическая смерть: тюрьма, каторга, ссылка, секретный надзор полиции и запрещение его имени в печати не только до конца жизни, но и до первой русской революции.

Ольга Сократовна не увидела, как ее мужа и друга увозила казенная карета. За неделю до этого дня Николай Гаврилович проводил ее с детьми в Саратов. Сюда и пришло письмо с роковым известием. Как удар грома, поразила всех близких и родных эта новость. "Такой ужас был в доме, такая скорбь,- вспоминала впоследствии Катя Пыпина.- От Ольги Сократовны не отходили, страшно было на нее глядеть".

Но через некоторое время, собравшись с силами, Ольга Сократовна поехала в Петербург для свидания с Николаем Гавриловичем.