Дома

Растет семья. У Чернышевского уже три сына: Саша, Витя и Миша.

- Сашенька, наверно, будет ученым, так любит перелистывать книги. И каракулями своими сколько листов исписал,- шутит отец.

- А Витенька! - возражает мать: никого в жизни она так не любила, как его.- Ты видел, как нас нарисовал Валерий Яковлевич в моем альбоме? (Валерий Яковлевич Якоби - друг семьи Чернышевских, известный художник.)

Ольга Сократовна открывает страницу. На ней изображена она сама в синем платье с серебристым кружевом. Подняв пальчик как бы в предостережение, она с обожанием смотрит на своего второго сына. А он, белокурый крошка, с барабаном на животике стоит против нее на скамейке в красной рубашке, такой нежный, кудрявый, "совсем как Николай Гаврилович в детстве", по словам старших родных.

- Радость ты моя! - так называет Ольга Сократовна Витеньку.

Мальчик всем нравится. Когда отвезли его на поправку из сырого холодного Петербурга к дедушке в солнечный Саратов, и дедушка не мог нахвалиться.

Но Витю подкосила смертельная болезнь, от которой тогда не знали лечения. В четырехлетием возрасте мальчик умер от скарлатины. Старый дедушка долго носил его мертвого на руках по комнате, точно не хотел отдавать разлучнице-земле. Похоронили Витю в саратовском семейном склепе.

А прежде чем дошло письмо из Саратова о сыне, Ольга Сократовна получила известие о том, что нет надежды на выздоровление ее заболевшего отца врача Сократа Евгеньевича Васильева.

Ольга Сократовна спешно выехала в Саратов в сопровождении секретаря и ученика мужа - Миши Воронова. Всю дорогу ее неотвязно мучили мысли об отце. Перед глазами вставал родительский дом, где она была самой старшей из тринадцати братьев и сестер. Как она любила отца в детстве!... Однажды город посетила страшная гостья - холера. Сократа Евгеньевича не было дома с утра: он лечил бедноту и помогал ей чем только мог. Вдруг и Ольга Сократовна заболела. Лежит она, мучается, стонет и только молится об одном: скорей бы папенька приходил, чтобы на него хоть последний разок взглянуть и проститься! Наступил вечер. Возвращается отец. Осмотрел ее, послушал и весело говорит:

- Ты, милая, до ста лет проживешь! Здоровье у тебя железное. Сердце-то какое!..

Звучат эти слова в ушах у Ольги Сократовны, точно вот-вот сказаны. "Железное сердце",- так хотел сказать отец. Значит, оно все должно вынести, что бы ни сулила жизнь...

По приезде в Саратов пришлось принять Ольге Сократовне на себя два удара. Не стало любимого сына, не стало отца.

Николай Гаврилович получил известие о смерти Вити, находясь вдали от жены, и очень тяжело перенес и за себя, и за Ольгу Сократовну свое семейное горе. "Моим любимейшим сыном был именно он, - писал Николай Гаврилович о Вите. - ...Тревожит меня: как подействовала на друга моего Олиньку эта неожиданная печаль".

По возвращении из Саратова Ольгу Сократовну радостно встречает ее третий сын Миша.

- Ну и непоседа,- любя жалуется отец,- ни минутки не посидит на месте. Удивительно живой и забавный малютка!

Миша - весь в мать.

"У тебя тоже сердце железное?" - думает Ольга Сократовна, прижимая его к себе.

Ближе всех детей стал теперь для нее этот ребенок.

Рождение Миши было памятно для отца: Ольга Сократовна едва осталась жива.

Вообще она мало говорила о своих чувствах. Но перед лицом смертельной опасности высказалась о том. как безмерно дорог ей ее спутник жизни и как беззаветно любит она его одного, потому что более благородного и честного человека ей в жизни не найти.

Николай Гаврилович берег жену, помня, что ему грозит участь его друзей-революционеров. Оба они - и Николай Гаврилович, и Ольга Сократовна - знали, что разлука неизбежна, и дорожили каждым часом, проведенным вместе. Недаром любимым стихотворением Чернышевского были строки Некрасова:

 Мы разошлись на полпути, 
 Мы разлучились до разлуки 
 И верили: не будет муки 
 В последнем роковом "прости". 
 Но даже плакать нету силы. 
 Пиши, - прошу я одного. 
 Мне эти письма будут милы 
 И святы, как цветы с могилы, 
 С могилы сердца моего.

Но, ценя молодость и жизнерадостность жены, Николай Гаврилович жалел ее и старался не говорить об их будущей судьбе.

"Пройду потихоньку, пусть Олинька повеселится хоть немного! Может быть, недолго осталось ей принимать у себя молодежь!" - думал Чернышевский, возвращаясь однажды вечером. Еще вчера Ольга Сократовна говорила ему о вечеринке.

Но, к удивлению Николая Гавриловича, в доме было тихо и темно. Из кухни вышла кухарка.

- А где же Ольга Сократовна? - спросил Николай Гаврилович.

- Барыня спят. Умаялись. Чисто утопленница домой возвратились. Да вот Михаил Алексеевич вам расскажут.

Миша Воронов встал с дивана, на котором лежал.

- Мы, Николай Гаврилович, только недавно вернулись. Днем прибежали к Ольге Сократовне соседки: "Наводнение на Аптекарском острове!" Она как вскочит: "Миша, бежим туда!" Я никак не мог ее остановить. Увидела, что Малая Невка из берегов выступила и по улицам плывут вещи из домишек, на крышах женщины с ребятишками сидят, крик стоит неописуемый,- живо обратно домой. Надела на себя ваш костюм, брюки засучила, рукава засучила, каким-то пестрым пояском своим подвязалась и - бегом! Выпросила такую лодку, что индейские душегубки в сравнении с ней настоящие корабли, и зовет меня: "Греби, Миша! Давай вещи спасать!" Ну вот мы и поплавали. Эх, и задала же мне Ольга Сократовна перцу: "Не туда гребешь! Сначала детишек давай снимем!" Туда, где поопаснее, все норовит. И детишек сняли, перевезли туда, где посуше. И вещей сколько переловили. Со всех сторон благодарят, кланяются, а Ольга Сократовна смеется: "Не благодарите!" А с самой вода так и льет. Уж как я ее домой привел, и не знаю. Выпила горячего чаю, а теперь спит. Завтра сама вам расскажет.

Николай Гаврилович видит на веревке в кухне свой промокший костюм. Пестрая лента валяется под ним на полу.

В спальне, разметавшись на подушке, крепко спит Ольга Сократовна, прерывисто дыша.

"Пока я оберегал ее от лишнего слова о нашей разлуке, она сама себя не оберегала,- думает Николай Гаврилович.- Железная она у меня".

Наутро Ольга Сократовна только поинтересовалась, куда девалась ее пестрая лента. Рассказывать было некогда. Николай Гаврилович торопился к Некрасову. Жизнь потекла опять так, как будто ничего особенного не произошло.