На первом году обучения Николая Чернышевского в семинарии произошло неслыханное в этих стенах событие. Двое одноклассников Чернышевского - Александр Разумовский и Козьма Канаев - обратились к епископу Иакову с жалобой на инспектора за жестокое и несправедливое обращение с ними. Они были зверски высечены за то, что присутствовали при кулачном бое. Весь класс переживал начатую ими борьбу. В других учениках также явно начали обнаруживаться признаки неповиновения начальству. Если инспектор звал их к себе для порки, они не являлись к нему.
Но детская вера в справедливость высшего начальства разбилась в прах.
Епископ Иаков усмотрел в поведении Разумовского и Канаева зачатки бунта. Он стал на сторону инспектора, подавшего ему свою записку вслед за жалобой "бунтовщиков". В ней инспектор указывал, что он действовал по закону, который разрешает для воспитания "мало-смысленных мальчиков" применять розги, чтобы держать их в "спасительном страхе".
Смельчаков, отважившихся выступить против жестокого обращения, ждала самая суровая кара. Епископ распорядился, чтобы Разумовский и Канаев были подвергнуты высшей мере наказания: порке, семидневному заключению в карцер и исключению из семинарии.
Происшествие с Канаевым и Разумовским поставило Николая Чернышевского лицом к лицу с суровой правдой жизни. Дома ему не приходилось видеть того, чему он стал свидетелем в семинарии. Розга была здесь главным средством воспитания. Учеников секли между уроками; даже больных, ослабевших от голода и карцера, секли в семинарской больнице. После наказания сторожа относили семинаристов в больницу на рогоже, и целую неделю мальчики вытаскивали остатки розог из своего тела.
Чернышевский был свидетелем того, как заключение в сырой и темный карцер, порка и наказание голодом подтачивали физические и умственные силы учеников. Разве можно было учиться в таких условиях? Разве можно было любить семинарию? Ее можно было только ненавидеть.
И он всем сердцем был за товарищей, жалел их, приглашал к себе. Дома просил маменьку напоить их чаем, угостить.
"Бедные, жалкие эти бурсаки, живущие вечно впроголодь!" - жаловался он бабушке.
Но главное, что усиливало в нем отвращение к семинарии,- это угнетение человеческой личности, поругание человеческого достоинства в ученике, его полное бесправие.