"Спасение души"

- Ваш сын - будущее светило церкви,- почтительно склоняется перед Евгенией Егоровной ректор семинарии, - так писать сочинения могут только профессора Академии,

Учителя семинарии ждут, что Николай Чернышевский прославится как великий проповедник, как религиозный писатель.

Однако в доме никто не готовит юношу к службе священника. Что слышит он кругом? Если говорят "церковь", то "наша Сергиевская", в которой надо ремонт производить, белить стены, золотить кресты. С мощами у бабушек анекдот получился. И богомолье как-то в голове не укладывается. Дети играют, на ковриках друг друга возят по коридору - это они на богомолье едут. А что такое богомолье? Бабушка так сумела рассказать, что опять получилась какая-то смешная история. И не только смешная, а скверная, противная.

В дом Чернышевских часто приезжает с окраины города дальняя родственница Александра Павловна, которую все любят. Иногда с утра до вечера так и гостит. И вздремнуть приляжет, и в хозяйстве свою руку приложит: какие-нибудь пирожки напечет. Вдруг пропала куда-то Александра Павловна. Долго ее не было. Наконец опять появилась в доме Чернышевских. Ходит тихая, словно пришибленная. Бабушка насупилась, как грозная туча. Александра Павловна не выдержала и все ей рассказала. Никогда бабушка не сдерживается, если кого-нибудь побранить надо, прямо в глаза все выкладывает. Ох, и досталось же от нее потом Матвею Ивановичу, мужу Александры Павловны: Он вздумал жену свою в Киев везти, чтобы она там молилась, постилась, душу свою спасала. Сам он каждый день в церковь ходил, даже перед уходом на службу, и потому считал себя безгрешным (это не мешало ему напиваться пьяным и спаивать вином других чиновников), но пришел Матвей Иванович к заключению, что раз женщина - не человек, то ему придется отвечать за грешную душу жены. И решил везти Александру Павловну на богомолье. Продал платья жены, купил телегу, лошаденку и говорит: "Собирайся!"

- Да что же мне ехать,- она говорит,- когда не на что и тебе одному?

- Ах ты, подлая! Да разве ты не жена? Я за твою душу-то должен отвечать? Да и сладко ли мне будет смотреть, как ты в аду у чертей будешь сидеть на раскаленной сковороде?

Так и взял с собою. И натерпелась же она мучения! Сам ест как следует, а ее сухими корками кормит. Это, говорит, лучше для душевного спасения.

Недостало ее терпения, да с горя уж и смешно стало. Она говорит:

- Матвей Иванович, что же это ты меня корками спасаешь, а сам кушаешь как следует? Ты бы уж и себя спасал!

- На мне грехов нет никаких, - отвечает Матвей Иванович,- а на тебе много грехов, тебе надобно спасать себя постом.

Лошаденка плохая. Как дождик, чуть дорога в гору, она и остановится. "Что же вы думаете? - рассказывает бабушка.- Сам сидит, а жену гонит с телеги.

- Слезай,- говорит,- лошади тяжело, ступай пешком.

- Матвей Иванович, ты в сапогах, да и то не слезаешь, а я в башмаках, как буду идти по такой грязи?

- Мне можно сидеть, на мне грехов нет, а тебе надо пешком идти, чтобы усердием этим искупить свои грехи.

Так и сгонит с телеги, и идет она пешком под дождем по грязи.

Вот они какие, праведники-то. У них у всех сердце жестокое. В них человеческого чувства нет".

Слушает Николя бабушку и не понимает: в книгах написано одно, а в жизни выходит совсем другое, Ему хочется узнать, что за грехи совершила Александра Павловна. Может быть, она убила или обокрала кого-нибудь? Так нет. Всем было известно, что она когда-то была бедной воспитанницей саратовской помещицы, которая выдала ее замуж за пьяницу-чиновника Матвея Ивановича. Александра Павловна в доме у помещицы ухаживала за зимним садом, а когда вышла замуж и поселилась в маленьком домике, уставила комнатными цветами крошечные окошечки своего жилища и также принялась за ними ухаживать. Нрав у нее был тихий, никогда ни с кем не ссорилась, и вдруг Матвею Ивановичу пришло в голову спасать ее от раскаленной сковороды на том свете!

О Матвее Ивановиче в доме Чернышевских ходил еще такой рассказ. Раз едет один из родственников мимо его домика и видит странную картину: Александра Павловна и ее служанка старушка Агафья суетятся во дворе, от одного забора к другому переходят, что-то перетаскивают. Оказывается, Матвей Иванович велел им поленницу дров переложить с одного места двора на другое. Тоже для спасения души.

Да ведь жарко-то как, Матвей Иванович, говорит родственник, - солнце так печет, что, видите, ваша собака и та, высуня язык, лежит, двигаться не может.

- А вот это-то и лучше, чтобы душу спасти. Утром или вечером по холодку - не то. Надо, чтобы они в самое пекло солнечное поработали.

Каждый день обе женщины по пяти раз поленницу перекладывали.

После этих рассказов Николя не мог без отвращения смотреть на "благочестивого" Матвея Ивановича. И вежливый он, и в доме у Чернышевских сидит скромненько, и взгляд у него ласковый, и говорит тихим голосом, а не лежит к нему душа. Николя привык видеть вокруг себя и хороших людей, и дурных, и они были ясны и понятны, а Матвея Ивановича он не мог понять.

Знаешь, Любенька, - говорил Николай, - людей можно с квасом сравнить. Если хороший, его пьешь с удовольствием; дурной тоже можно пить, хоть и с неприятным чувством. А Матвей Иванович - это какая-то "кава", которою жители Сандвичевых островов потчевали капитана Кука, как я прочел в книге Дюмон-Дюрвиля: жуют корешок, плюют на корешок, нажевав, наплевав, разводят все это водою и подносят капитану Ку-ку. А капитан Кук говорит: "Нет, нет, нас этим не угощайте - у нас от этого душу воротит!"