На улицах шумно. Далеко разносится громкая солдатская песня:
- Солдатýшки, бравы ребятýшки,
Где же ва-аши жены?
- Наши жены - пушки заряжены,
Вот где на-аши жены!
Из далеких сел и деревень обширного саратовского края пригнали рекрутов. Девятнадцатилетние парни оторваны от родимой стороны, от отцов и матерей на двадцать пять лет. Теперь они - защитники отечества - дают присягу "служить царю-батюшке".
Перед разлукой с семьями им позволено гулять, разрешается напиться водки и петь песни. И в отчаянных звуках удалых песен слышится безутешное народное горе.
За парнями, понурившись, идут молодые жены с грудными младенцами на руках и старушки-матери. Кто знает дождутся ли они своих кормильцев через двадцать пять лет? Если и дождутся, то не сладким будет их возвращение в старые покосившиеся избы с разрушенным хозяйством. И сами сыновья будут тогда не теми: многие раньше времени состарятся, вернутся не помогать матери, а умирать у нее на руках.
На другой день после прощальной гульбы рекрутов ведут в острог. Они скованы цепями. Это - чтобы не разбежались. Острог помещается в самом конце Царицынской улицы. Люди выходят из домов останавливается у крыльца и глядят вслед. Весь город уже обежала печальная новость: вчера умерла крестьянская мать, как только узнала, что ее сына взяли в солдаты.
И у ворот дома Чернышевских, на перекрестке улиц, собралась большая толпа. Вот группа подростков. Среди них - Николай. У него задумчивое взволнованное лицо. Все эти дни папенька готовился к торжественному молебну в старом соборе. Он дает рекрутам целовать крест, после того как они принесут присягу быть верными слугами "престола и отечества". Как важно и громко звучат эти слова! А народ стонет, переживая это, как бедствие. Так переживают пожар или голод.
Проходит несколько месяцев.
Из монастырской рощи выезжает старая бричка. Отец ездил за город навещать архиерея по своим делам. Он часто берет с собою Николая.
Вот и город. Едут мимо городского плаца. Это площадь около казарм, где происходит солдатское учение.
В полной военной форме - в тесных мундирах, крепко стянутые ранцевыми ремнями - солдаты целыми часами маршируют по плацу с ружьями. Ремни сжимают грудь и стесняют дыхание. Нужно высоко поднимать ноги, вытягивая носок "по-журавлиному", а затем замирать, чуть дыша, по команде: "Во фрунт!"
За малейшую оплошность в маршировке или неисправность в обмундировании солдат тут же на плацу подвергается жестоким побоям. Все это видят, все слышат.
Бричка проезжает мимо. Но достаточно даже мимо проехать, чтобы навеки остался в памяти крик фельдфебеля: "По-журавлиному!" Это "царь-батюшка" Николай I по прусскому манеру приказывает муштровать войско.
Как странно звучит эта команда: "По-журавлиному!" Ведь журавли - свободные птицы. Они вытягивают ногу, когда хотят ходить, а в полете они какие сильные, как высоко летят! Их даже не видишь как следует, а узнаешь по треугольнику в небе. Сколько раз Николай следил за ними взглядом, когда они пролетали над Волгой. Так бы и полетел за ними вслед. Но тяжело смотреть на людей-журавлей и видеть, как их истязают.
Бричка не торопясь катится дальше. И мысли бегут одна за другой, постоянно возвращаясь к картине солдатского учения. Недавно папенька дал Николаю для черновиков по латинским переводам свои наполовину заполненные учебные тетради. В одной из них мелким почерком записаны папенькины стихи. Там говорится о победе русского оружия над наполеоновской армией. Николя с удовольствием читал эти двойные столбцы перечеркнутых кое-где строчек. Много войн вынесла Россия, но никому еще не удавалось победить ее.
Так нужен ли этот крик: "По-журавлиному!"? Неужели только из-за побоев защищают солдаты свое отечество?