10. О степени вины и мере ответственности титулярного советника Чернышевского

(Опубликовано Н. А. Алексеевым ("Процесс", стр. 254-258). Подлинник: ЦГАОР, ф. 112, ед. хр. 38, лл. 44-53.)

Чин, имя и фамилия подсудимого. Отставной титулярный советник Николай Гаврилович Чернышевский.

В чем обвиняется. 1. В противозаконных сношениях с изгнанником Герценом. 2. В агитаторстве к возбуждению -против правительства молодых людей и 3. В сочинении возмутительного воззвания к барским крестьянам и участии в сочинении такого же воззвания к солдатам.

В письме, привезенном коллежским секретарем Ветошниковым из Лондона от Герцена Серно-Соловьевичу, Герцен писал: "мы готовы издавать "Современник" здесь с Чернышевским или в Женеве, печатаем предложение об этом". По этому поводу Чернышевский был арестован.

Между тем генерал-майором Потаповым получено было безымянное письмо, в коем предостерегают, что Чернышевский- коновод юношей, хитрый социалист и сам говорит, что он настолько умен, что его никогда не уличат. Это вредный агитатор, и надо найти средство спастись от такого зловредного человека. Если не удалить его, быть беде, будет кровь. Избавьте нас от Чернышевского ради общего спокойствия.

По обыску у Чернышевского между прочим найден алфавитный ключ к азбуке для писания посредством цифр, на 4-х бумажных палочках.

Кроме того, полицией) собраны о Чернышевском следующие сведения: он автор многих политических статей, в которых постоянно проводит свободные идеи. Он составил круг знакомства из молодых людей, недовольных правительством, и даже лиц, сделавшихся государственными преступниками, как, например, Михайлов, Костомаров. Носятся слухи, что он автор прокламации, возбуждавшей студентов к беспорядкам осенью 1861 г. С тех пор началось над ним наблюдение полиции. 26 сентября он был на сходке студентов против квартиры попечителя Филипсона. 20 ноября в день похорон литератора Добролюбова он говорил речь, в которой старался выразить, что Добролюбов - жертва правительственных распоряжений, мученик, убитый нравственно, одним словом, что правительство уморило его. 22 декабря поздно вечером приходили к нему какие-то 4 мужчин, один в волчьей шубе, и занимались с ним до утра. Около этого времени сестра его сожгла в печке три пачки бумаг, а жена его развозила по городу какие-то книжки и давала кучеру спрятать в сарае, а потом опять взяла их. Полагали, что это воззвание Герцена "Что нужно народу?". И действительно, через несколько времени брат жены Чернышевского студент Студенский давал кучеру читать "Что нужно народу?", и тот читал в кухне при всех. В марте месяце Чернышевский, бывши у Некрасова, рассказывал, что к 26 августа готовятся по всей России манифестации, в коих будут выражены следующие желания всего образованного сословия: прощение всех политических преступников, дарование конституции, свобода печати, уничтожение цензуры, гласное судопроизводство и пр. Он говорил, что виделся с многими лицами, коноводами этих манифестаций в провинциях. В апреле разнесся слух об адресе в пользу преступника Михайлова, главными двигателями его называли Чернышевского и Шелгунова, даже видели на адресе подпись Чернышевского. В литературном кругу Чернышевский утратил сочувствие к нему, и в нем говорили, что беспорядки в городе произведены молодежью вследствие идей, развитых партией Чернышевского. Аресты некоторых посещавших Чернышевского лиц подействовали на него. Он расстался со всеми, отправил жену в деревню, распродал вещи, экипажи и намеревался уехать; но в это время открылись его сношения с Герценом, и он арестован. Он в 1859 г. ездил за границу, был у Герцена, и с тех пор сделалась перемена в лондонской русской прессе, которая, быв прежде враждебна ему по денежным делам Огарева с Панаевым, стала проявлять сочувствие к нему.

У Чернышевского найдено письмо Герцена неизвестно к кому с выскобленными во многих местах словами, в коем между прочим говорится: "Чер. поручил тому господину, который в... сказать нам, чтобы мы не завлекали юношество в литературный союз, что из этого ничего не выйдет. Такой скептицизм равен тунеядству и составляет преступление, а между тем он человек с влиянием на юношество. Они забывают, что сами держались этим знаменем. Зачем это битье по своим, да еще с преднамеренною ложью? Черныш, a la baron Vidil, ехавши дружески возле, вытянул меня арапником".

У Чернышевского найдено анонимное письмо, в коем его обвиняют в участии в пропаганде, называют его заклятым реалистом, говорят, "Великорусе" - ваше произведение, называют его лакеем Искандера. Письмо это оканчивается угрозами Чернышевскому.

Содержась в крепости, Чернышевский в письме к жене своей, утешая ее, говорит: наша с тобой жизнь принадлежит истории, пройдут сотни лет, а наши имена все еще будут милы людям. Он называет себя в письме этом 2-м Аристотелем.

Замечателен находящийся в деле дневник Чернышевского, относящийся к тому времени, когда он был еще женихом. В нем он писал: "я не могу жениться уж по одному тому, что я знаю, меня каждый день могут взять. У меня ничего не найдут, но друзья у меня весьма сильные. Сначала я буду молчать и молчать, но, наконец, когда ко мне будут приставать долго, это .мне надоест, и я выскажу свое мнение прямо и резко. И тогда едва ли уже выйду из крепости. Видите, я не могу жениться". В другом месте он говорит: "я не могу, не вправе связать чьей бы то ни было судьбы с моею".

Разжалованный из отставных корнетов в рядовые по высочайше утвержденному мнению Государственного совета за печатание возмутительных прокламаций <Всеволод Костомаров> препровождаем был в Кавказский линейный батальон. Дорогою в Туле он сделался болен, и в это время написал несколько писем к своим родным. Одно из писем по величине своей показалось сопровождавшему его жандармскому капитану Чулкову подозрительным. Он, отобрав его, препроводил в III отделение собственной его величества канцелярии. Оно адресовано на имя некоего Николая Ивановича Соколова. В нем Костомаров подробно описывает свое дело и доказывает, что в преступление вовлек его Чернышевский, который и сочинял "Воззвание к барским крестьянам", напечатанное им. В этом деле принимали большое участие Михайлов (потом осужденный государственный преступник) и полковник Шелгунов, сочинивший воззвание к солдатам. Сверх сего Костомаров писал, что Чернышевский, бывши с ним в Знаменской гостинице, сочинял воззвание к раскольникам.

Вследствие сего Костомаров был возвращен в Петербург, где на допросах в комиссии подробно объяснил весь ход события и участие в нем Чернышевского. При обыске его в III отделении у него найдены три письма Михайлова, одно Шелгунова и записка карандашом следующего содержания: "В. Д. вместо "срочно обяз." (как это по непростительной оплошности поставлено у меня) наберите везде "временно обяз.", как это называется в Положении. Ваш Ч." Костомаров объяснил, что эту записку оставил у него Чернышевский, не застав его дома, для исправления вкравшейся ошибки в воззвании, им сочиненном, а им, Костомаровым, печатанном, к барским крестьянам. И действительно, в воззвании, имеющемся в деле Костомарова, значится: срочно обязанные, а не временна обязанные. Эту записку Чернышевский не признает за писанную им.

В марте месяце московский мещанин Яковлев прислал к: генерал-майору Потапову показание, в коем объяснил, что летом 1861 г. он занимался перепиской сочинений у Костомарова. Очень часто видал он у него приехавшего из Петербурга какого-то знаменитого писателя Чернышевского. Раз, когда он занимался перепискою в беседке, Костомаров и Чернышевский, ходя под руку по саду, разговаривали и произносили слова, из которых ему удалось запомнить следующие фразы, сказанные Чернышевским: "Барским крестьянам от их доброжелателей поклон. Вы ждали от царя воли, ну вот вам и воля вышла". Чернышевский просил Костомарова о скорейшем напечатании этой статьи. Не понимая тогда значения этого разговора, он не считал нужным доводить об этом до сведения правительства, но ныне, узнав, что Костомаров осужден за это, во избежание ответственности и по обязанности всякого честного гражданина, считает долгом донести о сем.

Капитан Чулков донес III отделению, что во время препровождения Костомарова он по болезни его должен был остановиться в Москве на сутки. Здесь посетил его мещанин Яковлев,, из разговоров коего с Костомаровым он заметил, что ему известны все отношения Чернышевского к Костомарову. Он, Чулков, сказал Яковлеву, не может ли он что-либо подтвердить ш письменно. Яковлев на это согласился и дал <письменное показание>.

Яковлев, отправившись в Петербург для подробного объяснения всех обстоятельств, был задержан на Тверской станции? Николаевской железной дороги за буйство в пьяном виде, возвращен в Москву и по распоряжению мещанского общества: заключен в смирительный дом на 4 месяца.

Костомаров в показаниях своих между прочим объяснил, что из Москвы он ездил в Петербург с дворянином Сороко, где он познакомился с Михайловым, с которым был у Чернышевского, и получил от него для напечатания воззвание к барским крестьянам и 200 руб. сер. на сей предмет.

Сороко, не отвергая поездки своей с Костомаровым в Петербург и знакомства с Михайловым, показал, что у Чернышевского не был и никакого воззвания не принимал.

Костомаровская подложная карандашная записка ( в натур. велич.)

Яковлев, был вытребован в комиссию, подтвердил донос свой.

Редактор журнала "Современник" Некрасов представил генерал-майору Потапову полученное им из Москвы письмо от 13 апреля, писанное от 5 лиц, содержащихся в смирительном доме по политическим преступлениям, в коем они пишут, что явился к ним какой-то арестант Яковлев и объявил, что тоже содержится за политическое преступление, и просил совета. Сначала он рассказал, что ехал в Петербург по очень важному делу, но за пьянство и буйство взят и по распоряжению общества за дурное поведение посажен в рабочий дом. Рассказ его, зачем он ездил в Петербург, был следующий: он был знаком с Костомаровым. На днях получил записку с приглашением в гостиницу "Венеция". Придя туда, изумился, увидав Костомарова в солдатской шинели и с ним жандармского офицера. Костомаров предложил ему следующее: вот тебе письмо к моей матери, отдай ей в Петербурге, она научит, что делать, и ты будешь награжден хорошо. На вопрос их, не говорил ли Костомаров, что делать? Яковлев отвечал: говорил, что я в III отделении должен показать о разговоре Костомарова с Чернышевским о барских крестьянах, как это было объяснено в показании Яковлева. Он спросил: если я дам такое показание, освободит ли меня Потапов из рабочего дома? Они отвечали: навряд, за ложное показание скорее будут преследовать. Сначала они не поверили Яковлеву, но потом, увидев его с жандармами, припомнили разговор с ним и поневоле пришли к предположению, что Чернышевский обвиняется в политическом преступлении, что Костомаров и семейство его хотят через Яковлева обвинить его. Все это они готовы подтвердить присягою.

Комиссия, по выслушании сего письма, <заключила> за такой поступок Яковлева и безнравственное его поведение, не выжидая 4-х месячного срока, отправить его на жительство в Архангельск, на что испрошено высочайшее соизволение.

Во всех вышеозначенных обвинениях Чернышевский не сознался, объяснив, что с Герценом он был во вражде по делу Панаевой, а при том по гордости своей не мог быть сотрудником его, т. е. подчиниться ему. Не признавая записку, найденную у Костомарова, за писанную им, он подробно объясняет, как надо сличать ее.

В комиссии по сличении записки этой три секретаря нашли некоторое сходство, а в сенате восемь секретарей нашли, что в общем характере почерка есть разница, но в отдельных буквах есть много сходства.

Чернышевский, опровергая показания мещанина Яковлева, говорит, что Яковлев совершенно солгал, рассказывая, как он (Чернышевский) ходил с Костомаровым, ибо у него вовсе нет привычки ходить, он или сидит или лежит.

Найденную же у него азбуку он объясняет тем, что она, вероятно, оставлена у него братом жены его. Сам же он слишком умен, чтобы прибегать к такому пустому средству для переписки, которое весьма легко открыть. Его обвиняют, будто бы он хотел уехать за границу, и для сего продавал свое имущество. Это совершенная ложь, а он хотел уехать в Саратов в свой дом, так как имел свободное время по запрещении "Современника".

Отрицая все обвинения Костомарова, на допросах и очных ставках, он доказывает, что только знаком был с Костомаровым, как начинающим литератором, и оказывал ему свое покровительство. Притом показания Яковлева и Костомарова, одного как осужденного, а другого как не донесшего своевременно, по закону не имеют никакой силы. Обвинение Костомарова в писании прокламации в гостинице ложно, ибо он в гостиницы не ходит (также).

Подлежит ли содержанию в крепости, или может быть освобожден из оной.

Оставить г. Чернышевского под стражею в Петропавловской крепости.

Обер-секретарь Дмитрий Кузнецов.