39. Донесение от 26 февраля 1862 г.

Вчера вечером, после похорон Панаева, в одном кругу студентов говорили, что вскоре за Панаевым последуют и другие, что это новая метода гашения просвещения; что Чернышевский и Некрасов приготовили речи, но не сказали их на могиле, заметив еще при выносе в церкви много для них подозрительных лиц^*. Это следствие того, что Чернышевский уверен, что за ним следят, а потому он ведет себя крайне осторожно; свои задушевные мнения и взгляды он не высказывает нигде и все более молчит. Всем было известно, что он хотел сказать речь, но при выходе из церкви он объявил окружавшим его, что не будет говорить, потому что много посторонних ушей. Когда же на поминках Некрасов, сидя, сказал несколько слов о литературной деятельности Панаева, присовокупив, что князь Суворов не позволил говорить речи, то Чернышевский только поддакивал. Под конец поминок Чернышевский и Некрасов порядочно подпили.

^* (К этим словам агент сделал следующее примечание: "Наших агентов не могли заподозрить, потому что двое последовали за телом справа в возке, а потом пешком в сопровождении одного весьма любимого литераторами медицинского студента Самарина и вместе с ним сидели на поминках за столом".)

Говорят, что теперь существование "Современника" становится "сомнительным: с Некрасовым редко кто хочет иметь дело; он отбил всех своею жадностью и недобросовестностью, и поэтому -можно ожидать большой перемены в направлении журнала, если только цензурный комитет не утвердит нового редактора вместо Панаева. А малейшее изменение в направлении погубит журнал. Сверх того, смерть Панаева, последовавшая так скоро за смертью Добролюбова, произвела сильное впечатление на Некрасова и Чернышевского, в особенности на последнего; он фаталист и смотрит на все с черной стороны. Он видит в этом какое-то грозное предопределение судьбы против "Современника", и, вероятно, он и Некрасов ударятся теперь 'в какие-нибудь крайности. Все литераторы убеждены, что Некрасов и Чернышевский теперь под влиянием какого-то панического страха, который, впрочем, распространился и на других. Неизвестно только, будет ли он продолжителен.

26 февраля 1862 г.