Прикованный Прометей

Рабочая энергия Чернышевского во все годы астраханской ссылки поистине была необычайной. Изо дня в день он работал столь целеустремленно и продуктивно, что этому поражались все, знавшие его. Так, в 1888 году, когда Чернышевскому было уже шестьдесят лет и надорванное здоровье его все более ослабевало, он, по свидетельству одного из своих секретарей, М. Краснова, работал "не менее 14 часов в сутки". Праздники им не соблюдались. Тысячестраничные тома "Всеобщей истории" Вебера выходили с поразительной для такого огромного издания аккуратностью и журналы в рецензиях отмечали "замечательную энергию переводчика". Но это была только часть тех трудов, которые выполнял писатель.

Многие, видевшие Чернышевского в Астрахани, сохранили о нем память, 1как о человеке больших жизненных сил. Столичные гости нередко с удивлением замечали, что писатель, собственно, мало изменился с тех пор, как они его видели последний раз в Петербурге, двадцать - двадцать пять лет назад... Пыпин в 1884 году говорил, что у Чернышевского "самая резкая перемена - глубокая морщина на лбу" - Михаил Чернышевский и в 1889 году, в последний год жизни писателя, находил отца необыкновенно бодрым и моложавым.

Секрет исключительной жизнедеятельности и творческой неутомимости Чернышевского казался бы поистине необъяснимым, если б не были известны его устремления, которым он с юности подчинил свою жизнь, цельность его натуры, последовательность убеждений. С юности Чернышевский готовился стать профессиональным революционером. С юности решил стать литератором, посвятить свое перо служению родному народу. Он неустанно формировал свой характер по своему идеалу, подобно Рахметову. В любых условиях, при любых обстоятельствах, он не признавал себя побежденным, продолжал прежнюю работу, замышлял еще большие труды. Слово и дело у него были нераздельны.

Из Сибири он 21 января 1871 года писал жене: "Я уже не молод, мой друг, но помни: наша с тобой жизнь еще впереди". И он прилагал все усилия, чтобы, находясь в тайге, где его окружали дикость и безмолвие, в бедной своей камере, не расставаться с книгами и пером, сохранить силы и свежесть мысли. Любой пристав мог отнять у него труды, написанные в долгие бессонные ночи. Но никто не мог отнять у него право мыслить, сохранять свои труды в памяти. Его сибирские письма сыновьям - ученые беседы по истории, фолософии, естествознанию. И, вместе с тем, это отклики на события реальной жизни. Из Сибири Чернышевский приехал вполне подготовленным к той огромной литературной работе, которая им была обдумана во всех деталях. Не подлежит сомнению, что если б ему было предоставлено право свободно писать, он осуществил бы свои прекрасные замыслы.

В Астрахани условия работы Чернышевского определялись тем, что доступ в печать под своим именем был ему закрыт. Это были условия, какие не применялись к нему даже во время заключения в Петропавловской крепости. Требовалась поистине героическая сила духа, сила воли, чтобы выстоять после новых и новых ударов, изо дня в день настойчиво, решительно, уверенно искать новых путей творческой деятельности, работать и работать при всех мучительных стеснениях. Нет, он не был угасающим, примирившимся со своей участью стариком, каким изображал его английский корреспондент, а по его стопам - монархические журналы!

Прикованный Прометей! - вот образ, единственно выражающий всю жизнь Чернышевского после его ареста и до последнего дня жизни.

В своем научном творчестве Чернышевский был глубоким мыслителем, отличался оригинальностью и самобытностью мысли, шел непроторенной дорогой, прокладывал науке новые пути- Он не терпел компиляторов, людей преклонявшихся перед иностранными "авторитетами".

Взяв ту или иную книгу для чтения, писатель нередко с досадой говорил: - Нет, это не самостоятельный ученый! - и без сожаления отбрасывал ее прочь.

Ленин называл Чернышевского: "наш русский великий утопист", "русский великий социалист до-марксова периода", "великорусский демократ, отдавший свою жизнь делу революции"... Характеризуя его мировоззрение, Ленин писал: "Чернышевский был материалистом и смеялся до конца дней своих (т. е. до 80-х годов XIX века) над уступочками идеализму и мистике, которые делали модные "позитивисты" (кантианцы, махисты и т. п.)"^*.

^* (В. И. Ленин. Соч., изд. 4-е, т. 20, стр. 100-101.)

Чернышевский представлял передовое направление русской философской мысли, продолжал, развивал традиции своих предшественников и современников - Ломоносова, Радищева, Белинского, Герцена. Он верил в народ, который свершит революцию, возвеличит труд, предвидел светлое будущее родины и торопил время, ускорял борьбу за социализм.

В своих воззрениях он был выше социалистов-утопистов Запада, надеявшихся на переход к новому социальному строю мирным путем, выше Фейербаха, с его ограниченным и созерцательным материализмом. Ленин писал, что от сочинений Чернышевского "веет духом классовой борьбы".

Чернышевский был воинствующим материалистом, активно воздействовал на жизнь, на развитие науки и литературы. Он являлся ближайшим предшественником русской социал-демократии.

Труды, написанные Чернышевским в Астрахани, носили боевой, воинствующий характер. Они резко отличались от тех, что появлялись тогда в русской печати.

Этюд "О расах" появился в то время, когда на Западе подымалась на щит философия идеолога реакции и германского империализма Ницше, распространялись антинаучные творения расистов - француза Гобино, германского публициста Де-Лагарда и других.

В статье "Характер человеческого знания" Чернышевский подверг критике натуралистов своего времени, их идеалистические, антинаучные воззрения, сомнения в возможности познания мира. Опираясь на достижения научного естествознания, он отстаивал материализм, провозглашал могущество человеческого разума.

Статья "Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь", имея большое самостоятельное значение, перекликалась и с предыдущими трудами Чернышевского, в которых он выступал против "ученого вранья о неотвратимости зла и его благотворности". Со всей силой страсти Чернышевский .выступил против перенесения учения "о борьбе за жизнь" в человеческое общество, обрушился на человеконенавистническую теорию английского священника Мальтуса, объяснявшую бедственное положение трудящихся, как результат перенаселенности.

"Теория" Мальтуса, появившаяся в конце XVIII века, всю вину за лишения народа перекладывала на "законы природы", на стремления живых существ "размножаться быстрее, чем это допускается находящимся в их распоряжении количеством пищи". В церковной проповеди Мальтус объявил, что войны, эпидемии, стихийные бедствия - суть "мудрость природы", предотвращающая перенаселенность Земли.

Эта "теория" и доныне на вооружении у империалистов. О "естественном" сокращении численности населения путем войны твердили гитлеровцы. О том же твердят американские империалисты, оправдывая войны, оправдывая преступления капитализма. И гневное слово Чернышевского, разившее людоедские бредни в XIX веке, и в наши дни не теряет своей воинствующей силы.

Непосредственной целью статьи Чернышевского являлась критика реакционных биологов, всячески стремившихся извратить, опошлить дарвинизм, борьба за материалистические основы дарвинизма. Высоко оценивая труд Дарвина "О происхождении видов", роль Дарвина, как великого учено,го-революционера в науке, Чернышевский, вместе с тем, решительно заявлял о слабых сторонах его труда, поскольку их основанием служила антинаучная "теория" Мальтуса. "Гадость мальтузианизма и перешла в учение Дарвина, Когда глупость эта переносится на историю людей, то из глупости она становится зверством, бесчеловечием".

В своей оценке учения Дарвина Чернышевский был близок к точке зрения Маркса и Энгельса.

Превосходно зная достижения науки, предугадывая пути ее развития, Чернышевский в своих высказываниях близко подходил к идеям мичуринской биологической науки.

Воззрения Чернышевского, прокладывавшего пути прогрессивным биологам, его призывы к борьбе за преобразование природы на благо человека оказали большое влияние на русских биологов. И. М. Сеченов, К. А. Тимирязев и другие корифеи естествознания воспринимали идеи писателя.

Как ни старалось царское правительство вытравить из памяти народа имя Чернышевского, его сочинения жили, распространялись, под их воздействием воспитывались лучшие люди России.

Замечательным свидетельством этого являются высказывания В. И. Ленина, ставшие известными по записям-воспоминаниям старого большевика В. В. Воровского и Н. В. Валентинова (впоследствии литератора из меньшевистского лагеря)^*. В записях рассказано о беседе, происшедшей в конце января 1904 года в Женеве, во время которой Ленин сказал:

^* (Б. С. Рюриков. Ленин о Чернышевском и его романе "Что делать?" Из книги Н. Валентинова "Встречи с В. И. Лениным". ("Вопросы литературы", 1957 г., № 8). Книга Н. Валентинова издана в Нью-Йорке в 1953 г.)

Чернышевский "увлек моего брата, он увлек и меня. Он меня всего глубоко перепахал"... Роман Чернышевского "Что делать?" Ленин попробовал читать еще в четырнадцать лет. "А вот после казни брата, зная, что роман Чернышевского был одним из самых любимых его произведений, я взялся уже за настоящее чтение и просидел над ним не несколько дней, а недель. Только тогда я понял глубину. Это вещь, которая дает заряд на всю жизнь".

Будучи в ссылке в селе Кокушкино с декабря 1887 г. по октябрь 1888 г., Ленин с исключительным вниманием изучал сочинения Чернышевского. "Я читал Чернышевского "с карандашом в руках", делая из прочитанного большие выписки и конспекты. Тетрадки, в которые все это заносилось, у меня потом долго хранились. Энциклопедичность знаний Чернышевского, яркость его революционных взглядов, беспощадный полемический талант - меня покорили. Узнав его адрес, я даже написал ему письмо и весьма огорчился, не получив ответа. Для меня была большой печалью пришедшая через год весть о его смерти... Существуют музыканты, о которых говорят, что у них абсолютный слух, существуют другие люди, о которых можно сказать, что они обладают абсолютным революционным чутьем. Таким был Маркс, таким же и Чернышевский".

И далее: "До знакомства с сочинениями Маркса, Энгельса, Плеханова главное, подавляющее влияние имел на меня только Чернышевский, и началось оно с "Что делать?" Величайшая заслуга Чернышевского в том, что он не только показал, что всякий правильно думающий и действительно порядочный человек должен быть революционером, но и другое, еще более важное: каким должен быть революционер, каковы должны быть его правила, как к своей цели он должен идти, какими способами и средствами добиваться ее осуществления. Пред этой заслугой меркнут все его ошибки, к тому же виноват в них не столько он, сколько неразвитость общественных отношений его времени".

(Судьба письма Ленина Чернышевскому в Астрахань, о чем говорится выше, неизвестна).