Дорога на рудники

На другой день после гражданской казни Н. Г. Чернышевского под конвоем жандармов повезли в далекую ссылку.

Тяжел и суров был путь осужденных, которых царское правительство отправляло из центральной России в Сибирь: грязь, бездорожье, грубые, унизительные окрики жандармов.

То же пришлось пережить и Николаю Гавриловичу.

Длительная дорога вымотала силы, но не сломила воли. Убежденный революционер, посвятивший свою жизнь борьбе за счастье народа, мужественно перенес лишения и тяготы этапа.

Сохранились воспоминания сибиряка Ф. Е. Протасова о проезде Николая Гавриловича через Нерчинский завод.

Вот что писал Протасов в журнале "Утро Сибири" в 1913 году:

"Как сейчас помню ясный августовский вечер. Я тогда был еще совсем молодым человеком и служил в канцелярии горного управления по вольному найму писцом.

Кто-то из сослуживцев заявил, что сегодня привезут важного политического преступника, какого еще не было в Нерчинских заводах. Естественно, что всем захотелось, хотя одним глазком, взглянуть на такого человека".

К двенадцати часам ночи зазвенели колокольчики, и показался неуклюжий сибирский тарантас, запряженный тройкой. На козлах рядом с ямщиком сидел жандарм. В тарантасе вместе с другим жандармом находился человек с небольшой бородой, в очках. Он был одет в поношенное пальто с барашковым воротником. Фетровая шляпа на нем за время пути выгорела от солнца и казалась совсем рыжей.

Это был "важный преступник" - Чернышевский. Он ехал больным. На нем были ножные кандалы.

С трудом, опираясь руками о тарантас, он хотел выйти из него, но смог это сделать только с помощью жандарма. Чернышевского провели под конвоем в канцелярию.

Начальник пересыльного пункта позвал делопроизводителя, приказал принять от жандармов сопроводительный пакет и расписаться в получении "преступника". После этого он предложил Чернышевскому сесть и начал его опрашивать.

- Как вы ехали? Не имеете ли претензий? В чем нуждаетесь?

Чернышевский ответил, что претензий не имеет, и добавил:

- Если бы я и заявил о них, все равно пользы от этого не было бы.

Начальник обещал избавить его от кандалов.

Чернышевский от такой "милости" отказался. Ему было известно, как тяжело отразилось на участи его друга М. И. Михайлова подобное же "внимание" со стороны администрации по дороге в ссылку. По приезде в рудники Михайлов должен был жестоко расплатиться за разрешение встречи с ним сочувствовавших лиц в Тобольске: ему была запрещена переписка, и он был переведен для отбытия наказания на самую тяжелую работу - в Зерентуйский рудник.

Поэтому Чернышевский сухо отвечал на "любезность" начальника:

- Благодарю вас... Но знаете ли? Лучше будет, если оставите кандалы на мне: особой пользы мне избавление от них не принесет, а вреда вам и мне может принести достаточно...

Если в словах Чернышевского, обращенных к начальнику, ясно звучат гордость и презрение, то совершенно иное отношение - теплое и заботливое - проявлял он к простым людям.

Чернышевского оставили ночевать в комнате под присмотром дежурного писаря. Ночью Николай Гаврилович, устав ходить из угла в угол, попросил молока. Писарь достал. Николай Гаврилович поблагодарил его и извинился, что не может заплатить. А через пару часов он вышел в писарскую и мягко, по-отечески, с легкой усмешкой сказал дремавшему дежурному:

- Спите, спите, дорогой, у вас служба. Ведь нашего брата еще много будет. Если из-за каждого не спать, голову потеряете. Не бойтесь, меня никто не украдет.