С утра 5 марта 1861 года на всех улицах Петербурга были расклеены большие отпечатанные листы за подписью императора Александра II. Это был манифест о так называемом "освобождении" крестьян.
Собираясь группами, люди читали "царскую бумагу" и с недоумением разводили руками. Крепостные крестьяне объявлялись как будто свободными, но почему же земля оставалась помещичьей и нужно было опять работать на господ? Почему за крохотные наделы худшей земли, отводившиеся крестьянам, они должны были заплатить 867 миллионов рублей? Дворовые согласно манифесту обязаны были еще два года оставаться в повиновении у господ.
- Два года!.. Как бы не так! Станем мы повиноваться!- восклицали некоторые, прочитав манифест.
Другие молчали. Это молчание не предвещало ничего хорошего для "царя-освободителя".
К вечеру Александр II поехал в коляске по городу. При появлении царя народ был обязан вставать на колени и приветствовать его. Ожидались возгласы благодарности за дарованную "милость". Улицы были полны народа. Но при появлении царского экипажа люди опускались на колени и молча стояли в грязи на мостовой. Не было слышно радостных криков.
Ничего, кроме негодования в народе, не вызвал царский манифест. Так было по всей России. Крестьяне не мирились с таким "освобождением". Они собирались по ночам в овинах, при свете лучины читали и перечитывали манифест, никак не соглашаясь идти в новую кабалу к помещику.
Вскоре в ряде уездов России вспыхнули крестьянские волнения.
Царь выслал для их усмирения карательные отряды. Многие тысячи крестьян были зарублены, засечены, сосланы в Сибирь на каторгу. Вожак крестьянского восстания в селе Бездна Казанской губернии Антон Петров был расстрелян. Студенты Казанского университета, среди которых было много учеников Н. Г. Чернышевского еще по саратовской гимназии, устроили демонстрацию в связи с похоронами убитых крестьян.
Кровавая расправа царя вызвала гневный протест состороны защитников народа - революционных демократов.
"Современник" откликнулся на эти события статьей, в которой Антон Петров выдвигался как народный вожак высшего типа в сравнении с Пугачевым: он сознательно толковал смысл манифеста крестьянам. Однако поражение Антона Петрова показывало, что у большинства крестьян еще не было политической сознательности, им нужно было раскрыть глаза на жестокость царя, в которого они все еще верили.
Революционные демократы во главе с Чернышевским видели, что следует от слов переходить к делу, что нужно готовить крестьян к организованным выступлениям против царя и помещиков.
Все чаще стали собираться у Николая Гавриловича его ближайшие друзья. Еще с 1858 года в связи с изданием "Военного сборника" вокруг Чернышевского сгруппировались профессора, преподаватели и слушатели Военной Академии, Генерального штаба и военных училищ. Редакция "Современника" в лице Чернышевского, Некрасова, Шелгунова, Михайлова превратилась с того времени в настоящий штаб революционных сил, куда стекались лучшие люди русского общества.
Назрела необходимость в выпуске прокламаций в виде воззваний к народу. Назрела необходимость в создании подпольной организации, которая руководила бы действиями строго отобранных членов по совместно выработанному плану и держала бы связь с такими же организациями, разбросанными по всей России. Нужно было действовать не из-за границы, а прямо здесь, на родине, на русской земле.
Это хорошо понимал Чернышевский, с молодых лет вынашивавший идею подготовки народной революции. Настала пора действовать.
Царь!.. Олицетворение жестокости и насилия, всего самого грубого, бесчестного! Как растолковать народу, что не только в помещиках дело, а и в самом строе, в царизме, в царе?!
Вечер. В первом этаже высокого каменного дома, где живут Чернышевские, еще нет света.
- Зажги свечи, Оленька, и опусти шторы,- просит Николай Гаврилович жену.
- Ты сегодня какой-то особенный. Кто к тебе придет? - беспокоится Ольга Сократовна.
- Как всегда - Шелгунов с Михайловым. А ты иди к молодежи, тебя ждут.
Ольга Сократовна вышла. Скоро из гостиной донеслись звуки рояля, и хор молодых голосов дружно грянул:
Из страны, страны далекой,
С Волги-матушки широкой
Собралися мы сюда...
В кабинет Чернышевского вошли Шелгунов и Михайлов. Николай Гаврилович пригласил их к столу и запер дверь. Беседа зашла об "освобождении" крестьян.
- Чем хуже, тем лучше,- сказал Чернышевский.- Обманутый народ сам теперь увидит, до чего довел его царь-батюшка. А когда он это увидит, когда поймет, что помещикам нет дела до него, то сам скорее вступится за свои права. Быть пожару. Надо нам договориться, кому с какой стороны искру бросить.
- Прокламация "К молодому поколению" у меня готова,- говорит Михайлов.- Николай Гаврилович об этом знает.
Шелгунов взволнованно обращается к Чернышевскому:
- Я напишу еще к солдатам. А вы, Николаи Гаврилович... кому, как не вам, обратиться к народу, к крестьянству! Вы лучше всех нас знаете, каково его положение сейчас. Каждая ваша статья в "Современнике" по крестьянскому вопросу бьет по самодержавию.
- Но не могут мои статьи в "Современнике" звучать в полный голос. Нужно непосредственное обращение к народу, который "Современника" не читает. Вот послушайте: "Ждали вы, что даст вам царь волю, вот вам и вышла от царя воля. Хороша ли воля, какую дал вам царь, сами вы теперь знаете... оболгал он вас, обольстил он вас..."
Долго слышался негодующий голос Чернышевского. Шелгунов внимательно слушал, изредка переглядываясь с Михайловым.
"Так вот она какая в исправду-то воля бывает на свете: чтобы народ всему голова был, а всякое начальство миру покорствовало",- продолжал Чернышевский.
В воззвании проводилась мысль, что власть должна выбираться народом из своих рядов, а не по наследству переходить от царя к царю, тогда легче будет жить трудовому люду.
Друзья слушали и обсуждали воззвание. Особенно важен был конец его: обманутое царем крестьянство призывалось к вооруженному восстанию, это восстание нужно было провести сплоченно и организованно.