III. Чернышевский в борьбе за свое освобождение

1. Письма Чернышевского - жене от 5 октября 1862 г.

^* (Опубликовано М. К. Лемке ("Былое", 1906, № 3, стр. 113-115).

Подлинник: ЦГАОР, ф. 112, ед. хр. 37, лл. 154-155. На конверте рукой Чернышевского написано: "В Саратов. Ее высокопревосходительству Ольге Сократовне Чернышевской. В собственном доме у Сергия". По прочтении письма в III отделении появилась запись: "Письмо сие доложено Комиссии 10 октября 1862 г. Положено приобщить к делу и иметь в виду при допросе Чернышевского".)

Милый мой друг, моя золотая, несравненная Ляличка.

Целую тебя, мой ангел. Я получил твои письма от 19 и 22 сентября. Теперь я имею основание думать, что доверенность тебе вышлю на днях,- тогда, моя милая, делай, как тебе угодно, нисколько не сомневаясь в том, что мне будет казаться наилучшим именно то, что ты сделаешь: если не станешь продавать дом и останешься дожидаться меня в Саратове,- значит, так было лучше; если продашь дом и приедешь в Петербург, значит, так лучше. Ведь ты знаешь, моя милая, что для меня самое лучшее то, что для тебя лучше. Ты умнее меня, мой друг, и потому я во всем с готовностью и радостью принимаю твое решение.- Об одном только прошу тебя: будь спокойна и весела, не унывай, не тоскуй; одно это важно, остальное все - вздор. У тебя больше характера, чем у меня,- а даже я ни на минуту не тужил ни о чем во все это время,- тем больше следует быть твердой тебе, мой дружок. Скажу тебе одно: наша с тобой жизнь принадлежит истории; пройдут сотни лет, а наши имей а все еще будут милы людям; и будут вспоминать о нас с благодарностью, когда уже забудут почти всех, кто жил в одно время с нами. Так надобно же нам не уронить себя со стороны бодрости характера перед людьми, которые будут изучать нашу жизнь.- В это время я имел досуг подумать о себе и составить план будущей жизни. Вот как пойдет она: до сих пор я работал только для того, чтобы жить. Теперь средства к жизни будут доставаться мне легче, потому что восьмилетняя деятельность доставила мне хорошее ими. Итак, у меня будет оставаться время для трудов, о которых я давно мечтал. Теперь планы этих трудов обдуманы окончательно. Я начну многотомною "Историею материальной и умственной жизни человечества",- историею, какой до сих пор не было, потому что работы Гизо, Бока я (и Вико даже) деланы по слишком узкому плану и плохи в исполнении. За этим пойдет "Критический словарь идей и фактов", основанный на этой истории. Тут будут перебраны и разобраны все мысли обо всех важных вещах, и при каждом случае будет указываться истинная точка зрения. Это будет тоже многотомная работа. Наконец, на основании этих двух работ я составлю "Энциклопедию знания и жизни",- это будет уже экстракт, небольшого объема, два-три тома, написанный так, чтобы был понятен не одним ученым, как два предыдущие труда, а всей публике. Потом я ту же книгу переработаю в самом легком, популярном духе, в виде почти романа с анекдотами, сценами, остротами, так, чтобы ее читали все, кто не читает ничего, кроме романов. Конечно, все эти книги, назначенные не для одних русских, будут выходить не на русском языке, а на французском, как общем языке образованного мира. Чепуха в голове у людей, потому они и бедны, и жалки, злы и несчастны; надобно разъяснить им, в чем истина и как следует им думать и жить. Со времени Аристотеля не было делано еще никем того, что я хочу сделать, и буду я добрым учителем людей в течение веков, как был Аристотель.- А впрочем, я заговорил о своих мыслях: они секрет, ты никому не говори о том, что я сообщаю тебе одной (тех, которые будут читать это письмо прежде тебя, я не считаю, потому что они этими вещами не занимаются). Но я рассказал тебе это для того, чтобы ты видела, как далек я от всякого уныния,- о, нет, мой друг, редко когда бывал я так спокоен и доволен, как в это время. Смотри же, будь и ты спокойна и бодра. Ты здорова - только это и нужно мне, чтобы я был в хорошем расположении духа.

Но что тебе сказать о положении вздорного дела, которое служит причиною твоего огорчения и лишь по этому одному неприятно мне? Решительно ничего не мог бы я тебе сказать об этом, если бы даже говорил с тобою наедине, потому что сам ровно ничего не знаю: до сих пор мне не сказано ни одного слова об этом деле, и оно остается для меня секретом, которого не разгадал бы я при всем своем уме, которым так горжусь, не разгадал бы, если бы и захотел думать о вздоре, о котором и не думаю, будучи уверен, что важного тут не может быть ничего. Когда это дело кончится? - тоже не знаю; но, вероятно, скоро - ведь не годы же оно будет тянуться. Ну, может быть, протянется еще месяц, другой,- ведь три целых месяца уже прошло,- а может быть, и одного месяца не протянется,- я ровно ничего не знаю, мой дружочек. Можно только судить по здравому смыслу, что большая половина нашего времени разлуки уже прошла. Будь же умница, мой дружочек, будь весела и спокойна,- за это я поклонюсь тебе в ножки и расцелую их.- Быть может, мой милый ангел, ты вздумаешь, что лучше тебе дождаться в Саратове доверенности^*, и выехать уже по продаже дома,- если так, то так; а впрочем, тебе виднее это; ведь тут все зависит от денег,- продав дом, ты будешь иметь их; а теперь имеешь ли? Напиши об этом. Когда мне скажут что-нибудь, я уведомлю тебя, а теперь ровно ничего не знаю и уж по этому одному должен все предоставлять единственно твоему рассуждению, моя золотая Ляличка, если бы не был всегда расположен во всем думать, что ты лучше меня можешь судить, как и что надобно сделать. Ведь ты у меня золотая умница, и за это я целую тебя.

^* (Текст доверенности Чернышевского:

Доверенность сия принадлежит титулярной советнице Ольге Сократовне Чернышевской". Курсивом выделены слова, вписанные в текст рукой Чернышевского. Подлинник: ЦГИАЛ, ф. 1280, оп. 5, ед. хр. 104, л. 117.)

Твой Н. Ч.

Чуть не забыл приписать, что я здоров. Целую детишек. Будь здорова и спокойна. Тысячи и миллионы раз целую твои ручки, моя несравненная умница и красавица, Ляличка,- не тоскуй же смотри, будь... А какая отличная борода отросла у меня: просто загляденье.