48. Записка о Чернышевском, доложенная комиссии 1 мая 1863 г.

(Опубликована Н. А. Алексеевым ("Процесс", стр. 203-210). Подлинник: ЦГАОР, ф. 112, ед. хр. 37, лл. 455-465.)

Об отставном титулярном советнике Николае Чернышевском. Доложено комиссии 1 мая 1863 года.

Титулярный советник Чернышевский арестован по распоряжению III отделения собственной его императорского величества канцелярии и 7 июля 1862 г. по высочайшему повелению отправлен в крепость для содержания в Алексеевском равелине.

Поводом к арестованию Чернышевского послужили привезенные из Лондона в Петербург отставным коллежским секретарем Ветошниковым письма от Герцена, Бакунина и Кельсиева к разным лицам, в том числе к отставному надворному советнику Серно-Соловьевичу.

Письма эти обнаружили сношения лондонской русской пропаганды с некоторыми лицами, проживающими в России, и намерение распространить в империи сочинения, которые предполагают издавать в Лондоне с явною целью нарушить общественное спокойствие.

В письме к Серно-Соловьевичу Герцен писал: "Мы готовы издавать "Современник" здесь с Чернышевским или в Женеве - печатаем предложение об этом. Как вы думаете?"^*

^* (Письмо это находится при деле о сношениях разных лиц с лондонскими пропагандистами, отправленном к управляющему министерством юстиции 15 января 1863 г., № 516. (Примечание комиссии.))

При обыске у Чернышевского найдено письмо без подписи и без означения, к кому оно написано, с выскобленными в нем многими словами.

Письмо это, судя по содержанию, писано Герценом. В нем между прочим говорится: "Истинно жаль мне, что вас нет в Питере, потому что наши шалят. Вы спрашивали, что такое, что больно было слышать. Да то, что Чер. поручил тому господину, который в <...>^* не попал, сказать, нам, чтобы мы не завлекали юношество в литературный союз, что из этого ничего не выйдет. Такой скептицизм равен тунеядству и составляет преступление. А между тем он человек с влиянием на юношество; на что ж это похоже? Ступайте в Питер, возьмите его за ворот, порастрясите и скажите: стыдно. Вскоре после этого, по случаю какой-то истории Рима, встречаем мы в "Современнике" статью прямо против нас; т. е. что напрасно, мол, говорить, что в России есть возродительное общинное начало, которого в Европе нет, что общинное начало - вздор, что Европа не умирает, потому что одному человеку 60 лет, но зато другому 20, и что те, кто это говорят,- дураки и лжецы, с намеком, что речь идет о нас, и забывая, что до сих пор сами держались этим знаменем. Зачем это битье по своим, да еще действительно с преднамеренной ложью! Плохо дело! Горе, когда личное самолюбие поднимает 1голову, завидуя или в отместку за неуважение к воровству какого-нибудь патрона! Какая тут общественная деятельность, какое общее дело! Тут идет продажа правды и доблести из-за личных страстишек и видов; продажа дела из-за искусственного скептицизма, который даже не скептицизм, а просто сомнение в приложении себя к делу, без всякого понимания принципиального скептицизма. Вдобавок к этой статье сказано, что растение умирает оттого, что питательные соки перестают в него из земли с любовью всасываться! Хорош скептицизм! Нет! поезжайте в Питер и скажите, что это стыдно, что так продавать Христа, т. е. правду и дело, непозволительно. Это то, что христиане называли преступлением против духа. Но будет об этом, только помните, что я считаю эти выходки не личной обидой, а помехой делу, поэтому и убежден, что вы обязаны щелкнуть дружеским, но военным кулаком по такой дребедени".

^* (Слово (возможно, фамилия) выскоблено.)

Далее в письме говорится: о требовании со стороны издания, о тройной форме присяги, о подписке на сбор денег, об учреждении контор на трех торговых пунктах, как-то: Нижегородской ярмарке, которой либо из приднепровских и в Ирбите или в ином урало-сибирском пункте, о проекте местных банков, системе рекрутства и в заключение выражено: "мы никогда бы не догадались, что Чернышевский а 1а барон, Vidil, ехавши дружески возле, вытянул меня арапником".

Письмо это вместе с другими оказавшимися у Чернышевского при обыске, бумагами передано в комиссию. Кроме сего, III отделение сообщило об нем полученные частным и секретным путем следующие сведения:

Будучи автором многих журнальных статей политического и экономического содержания, в которых постоянно проводились свободные идеи, Чернышевский приобрел себе известность литератора-публициста и пользовался авторитетом между молодым поколением, которое он с своей стороны старался возвысить в глазах общества, как, по его мнению, деятелей. Он составил себе отдельный круг знакомства, по преимуществу из молодых людей и притом недовольных правительством- лжепрогрессистов и лиц, сделавшихся государственными преступниками; собрания у него постоянно отличались какою-то таинственностию и большею частью происходили в ночное время.- Доступ к нему посторонних был чрезвычайно затруднителен. Корреспонденцию он имел огромную и вел ее не только в России, но и за границею. Внимание правительства обращено на Чернышевского после беспорядков, происходивших в С.- Петербургском университете осенью 1861 г., когда получено было сведение, что появившаяся между студентами прокламация, возбуждавшая молодежь к сопротивлению властям, была составлена Чернышевским. С тех пор за ним учреждено было постоянное наблюдение. Посещавших Чернышевского в продолжение его деятельной во имя прогресса жизни лиц было чрезвычайно много, по преимуществу - литераторы, поповичи, студенты и молодые офицеры артиллерийского и инженерного ведомств.

Покойный Добролюбов и Михайлов были его друзьями, полковники Лавров и Обручев и подполковник Шелгунов - пользовались особым расположением его. Вообще Чернышевского можно считать главою партии литераторов, партии, которая старалась действовать на массу народа силою убеждения, в печати распространяемого.

Во время содержания Чернышевского под арестом, в редакцию издававшегося им журнала "Современник" прислана из-за границы статья под заглавием "Иосиф Мадзини" (продолжение), которая оставлена при деле комиссии. Автор этой статьи некто Мечников (гарибальдиец)^* приложил следующую к статье записку: "Посылаю в редакцию вторую статью о Мадзини. Не зная хорошенько участи, которая ее ждет, я сам с нетерпением жду ответа на последнее мое письмо к г-ну Чернышевскому". В конце статьи автор, говоря, что ею оканчивается первый период деятельности молодой Италии, обещает рассказать впоследствии, что ждало Мадзини в Лондоне и какова была его жизнь вне Италии.

^* (Об Л. И. Мечникове см. публикацию Б. П. Козьмина в 62 т. "Литературного наследства", стр. 388-394.)

Тот же Мечников прислал Чернышевскому письмо из Сьены от 12 июля, в котором извещал, что у него отобрали редакцию журнала, и он должен уехать из Италии, и, предлагая для "Современника" ряд статей об итальянском движении с 1848 г., говорит: "Все эти статьи должны составить одно целое и связаны между собою одною общею мыслию: Италии нет спасения в буржуазно-христианском мире, она должна возродиться, сродниться с новым элементом славянским и начать с ним универсальный союз, который затрет все эти незаконные порождения христианского феодализма и мещанства, чахлые и неспособные к конкретной жизни, что вынуждены прятаться за абстрактную идею государственного величия и какого-то тоже абстрактного общества". Далее в письме Мечников выражает непременное желание поместить в "Современнике" означенные статьи и благодарит Чернышевского за изъявленную готовность их напечатать^*.

^* (См. письма на стр. 458-462.)

По рассмотрении в комиссии бумаг Чернышевского, ему предложены были вопросы относительно сношений с находящимися за границею русскими изгнанниками и другими лицами, распространяющими злоумышленную пропаганду против нашего правительства, равно о содействии им к достижению преступных целей. На что Чернышевский отвечал, что ни с кем из распространяющих против правительства пропаганду и ни с кем из находящихся за границею русских изгнанников и их сообщников он не был в сношениях, и ему неизвестно, находятся ли у них таковые сообщники в России, что всему литературному миру известно, что он находится в личной неприязни с Герценом и Огаревым по делу последнего с г-жею Панаевою, из-за имения, которым управляла Панаева по доверенности Огарева^*, что неприязнь эта давнишняя, и что по делу сему он не имел никаких сношений ни с Огаревым, ни с Герценом, равно ему совершенно неизвестно, на каком основании Герцену вздумалось, что он, Чернышевский, может согласиться издавать с ним журнал, ибо никаких сношений с ним не имел. Относительно Мечникова Чернышевский объяснил, что по случаю помещения статей его в "Современнике" он писал ему в Италию раза два или три, извещая о получении статей или о высылке денег. Что же касается вышеприведенного письма с выскобленными словами, Чернышевский показал, что письмо это он получил по городской почте, весною или в начале лета 1862 т., но кем оно прислано и кому писано, не знает, по тону же речи и языку заключает, что оно писано Огаревым и Герценом, разно неизвестно ему, кем, для чего и какие выскоблены в письме слова, полагает, впрочем, что слова эти означали фамилии и выскоблены, вероятно, для того, чтобы он не знал этих фамилий. Лицо, которому он поручал передать Герцену, чтобы тот не завлекал молодежь в политические дела,- есть М. И. Михайлов, ездивший за границу летом 1861 г.; слова в письме, что он, Чернышевский имеет влияние на юношество, означают, что он как журналист пользовался уважением в публике. "Знамя", о котором упоминается в письме,- наше обычное общинное землевладение, которое он постоянно защищал, выражая, впрочем, сомнение - удержится ли оно против расположения к потомственному землевладению, все это объясняется в статье его в "Современнике", которою Герцен остался недоволен. Выражение: "ехали вместе" относится к тому, что Чернышевский, подобно Герцену, защищал обычное наше общинное землевладение. Поручение Михайлову отклонять Герцена от вовлечения молодежи в политические дела он основывал на общеизвестных слухах о том, что Герцен желает производить политическую агитацию; - он поручал Михайлову сказать Герцену, что из этого не может выйти ничего хорошего, ни с какой точки зрения, что это повело бы только к несчастию самих агитаторов.

^* (См. примечание 5 из III раздела.)

По поводу сего последнего обстоятельства комиссия, заключая, что Чернышевский знал о намерении Михайлова иметь в Лондоне с Герценом сношение и сближение, последствием которых и было, по возвращении Михайлова в Россию, распространение возмутительного воззвания "К молодому поколению", требовала от Чернышевского чистосердечного показания всего, что ему известно о действиях как Михайлова, так и его собственных. На это Чернышевский объяснил, что Михайлов, отправляясь за границу, упомянул ему, что если он поедет в Англию, то, может быть, увидится с Герценом, больше ему ничего не было известно; о намерении Михайлова издавать что-нибудь тайное и о сообщниках его он не знал и сам никакого участия ни в каких замыслах Михайлова не принимал.

Независимо от вышеизложенных обстоятельств при производстве комиссиею дела о Чернышевском имелось в виду, что состоявшему под судом в правительствующем сенате в Москве за печатание и распространение возмутительных сочинений отставному корнету Всеволоду Костомарову были известны преступные действия Чернышевского и других лиц, направленные к нарушению общественного порядка. Вследствие сего дело о Чернышевском было приостановлено впредь до получения от Костомарова положительных указаний, о чем комиссией было доведено до высочайшего государя императора сведения.

По высочайше утвержденному мнению Государственного совета, Костомаров осужден к 6-ти месячному содержанию в крепости и затем к определению и а службу рядовым в войска Кавказской армии.

До истечения сего срока Костомаров, по высочайшему повелению был отправлен к месту служения в сопровождении жандармского обер-офицера. На пути следования, в г. Гуле, от него отобрано письмо к некоему Соколову, в котором Костомаров, сообщая о последовавшем над ним приговоре, изъяснил, что отставной титулярный советник Чернышевский написал воззвание: "Барским крестьянам от их доброжелателей поклон"^*, что воззвание это Чернышевский передал для напечатания приезжавшему из Москвы в С.-Петербург бывшему студенту московского университета дворянину Иосифу Сороке, которому дал 200 руб. на напечатание этого воззвания, что Чернышевский принимал участие в составлении написанного отставным полковником Шелгуновым воззвания "Русским солдатам от их доброжелателей поклон"^**, что весною 1861 г. в Знаменской гостинице Костомаров писал под диктовку Чернышевского воззвание к раскольникам под заглавием "Поклон старообрядцам", которое Костомаров взял с собою в Москву и лотом сжег. Вместе с тем отобраны от Костомарова письма к нему от Чернышевского, Шелгунова и жены его, Михайлова и Плещеева и записка, писанная карандашом, следующего содержания: "В. Д. Вместо "срочно обяз." (как это по непростительной оплошности поставлено у меня) наберите везде "временно обяз.", как это называется в Положении".

^* (Воззвание это находилось в следственном деле "Об издании и распространении злоумышленных сочинений" на 16-21 листах, доставленном от управляющего министерством юстиции. (Примечание комиссии.))

^** (Воззвание это находится в том же деле на 22 и 23 листах. (Примечание комиссии.))^***

^*** (Подлинник прокламации Н. В. Шелгунова "К солдатам" с припиской М. Михайлова находится в ЦГИАЛ, ф. 11582, оп. 14, ед. хр. 72088^к.)

После сего Костомаров по распоряжению шефа жандармов возвращен в С.-Петербург и оставлен под арестом при III отделении собственной его величества канцелярии. Письмо же его к Соколову, равно и другие отобранные у него письма, и упомянутая записка переданы в комиссию.

При допросе в комиссии Костомаров подтвердил все написанное им письме к Соколову и объяснил, что означенная записка писана Чернышевским в то время, когда он приезжал в Москву и не застал его дома, других же доказательств к улике Чернышевского не имеет.

Опрошенный комиссиею титулярный советник Чернышевский дал отрицательное показание против всех взведенных на него Костомаровым обвинений, объяснив, что сведения о сем неосновательны, предъявленную же ему вышеупомянутую писанную карандашом записку не признал своею. Отрицательство свое Чернышевский утвердил и на очных ставках с Костомаровым, который также остался три своем показании. Доставленный из Свенцянского уезда Виленской губернии дворянин Иосиф Сороко объяснил, что он никогда не получал от Чернышевского воззвания к барским крестьянам, равно и денег 200 руб. на напечатание оного, и показание это Сороко утвердил на очной ставке с Костомаровым, который также остался при своем показании.

Производившие сличение почерка, коим писана упомянутая записка, секретари здешних присутственных мест нашли, что почерк записки имеет некоторое сходство с почерком Чернышевского, коим писаны им имеющиеся в деле бумаги.

Кроме сего, проживавший в Москве тамошний мещанин Петр Васильев Яковлев прислал управляющему III отделением собственной его императорского величества канцелярии донос о том, что в июле 1861 г. Чернышевский приезжал в Москву, был в доме Костомарова, с которым ходил в саду и усиленно просил поскорее напечатать статью, произнося в разговоре слова "Барским крестьянам от их доброжелателей поклон. Вы ждали от царя воли, ну вот вам и воля вышла".

Для получения от Яковлева более подробных сведений об известных ему отношениях Чернышевского к Костомарову собраны были об Яковлеве сведения, и сам он доставлен в Петербург.

Из переписки об Яковлеве видно, что он, по приговору Московского мещанского общества, за пьянство и буйство на Тверской станции, заключен в московский смирительный и рабочий дом на 4 месяца, что (Прежде того он также не одобрялся в поведении и что при задержании Яковлева на Тверской станции у него оказались два письма: одно от капитана Чулкова к управляющему III отделением собственной его величества канцелярии и другое от Всеволода Костомарова к его матери из Москвы, от 1 марта сего года.

Капитан Чулков рекомендует Яковлева, который очень может быть полезен во 'многих случаях, и говорит, что Яковлев оказал уже Чулкову услугу, почему он просит принять Яковлева под милостивое покровительство.

Всеволод Костомаров пишет матери, что Яковлев оказал ему весьма важную услугу и сообразно этому будет, конечно, принят ею, что он подарил Яковлеву свое пальто, которое просит отдать.

На допросе в комиссии мещанин Яковлев, подтверждая донос свой, добавил, что он занимался у Костомарова перепискою бумаг, и в 1861 году, по случаю летнего времени работая в беседке сада, слышал помещенный в доносе его разговор Чернышевского с Костомаровым.

Показание это Яковлев утвердил и на очной ставке с Чернышевским, который, отвергая улику Яковлева, объяснил, что он бывал у Костомарова в Москве то журнальным отношениям, чтобы отдать ему деньги за его стихи.

После того управляющий III отделением собственной его величества канцелярии препроводил в комиссию представленное редактором "Современника" Некрасовым полученное в редакции письмо из Москвы от содержащихся, по высочайше утвержденному мнению Государственного совета, в тамошнем смирительном доме пяти бывших студентов московского университета, состоявших под судом вместе с Костомаровым по одному делу.

В письме этом заключается подробный рассказ мещанина Яковлева упомянутым студентам о том, как он отправился в С.-Петербург к управляющему III отделением по очень важному делу, но на Тверской станции напился пьян и буянил; как Костомаров в Москве пригласил его к себе в гостинице, где он застал его с жандармским офицером, и предложил ему дать показание, будто бы он слышал произнесенные Чернышевским в Москве в разговоре с Костомаровым слова "Барским крестьянам от их доброжелателей поклон, вы ждали от царя воли, вот вам и воля", и просил его о скорейшем напечатавши воззвания к барским крестьянам, и как он, Яковлев, подал генерал-майору Потапову прошение. В заключение приславшие письмо просили Некрасова представить юное, куда следует, и выразили готовность подтвердить справедливость написанного присягою.

Комиссия, вследствие изъясненного поступка мещанина Яковлева и имея в виду безнравственное его поведение, заключила: испросить чрез г-на председателя высочайшее повеление на отправление Яковлева, не ожидая окончания 4-х месячного срока заключения его в рабочем доме, в Архангельскую губернию, под надзор полиции. Каковое высочайшее повеление испрошено и сообщено к исполнению министру внутренних дел 24 минувшего апреля за № 692.

Независимо от всех вышеизложенных обстоятельств, комиссия имела в виду, что издание, под редакциею Чернышевского, журнала "Современник", вследствие вредного направления его, было приостановлено на 8 месяцев.

Титулярный советник Чернышевский содержится в Алексеевском равелине с 7 июля 1862 года.

Делопроизводитель Переяславцев.