1. Записка из частных сведений о титулярном советнике Чернышевском
(Опубликована М. К. Лемке ("Былое", 1906, № 3, стр. 109-112). Подлинник: ЦГАОР, ф. 112, ед. хр. 37, лл. 48-53 об. Черновик с исправлениями: ЦГАОР, ф. 109, 1 эксп., оп. 5, ед. хр. 230, ч. 26, лл. 24-29 об.)
Представлена в заседание комиссии 1 августа 1862 г.
Отставной титулярный советник Николай Гаврилович Чернышевский, будучи автором многих журнальных статей политического и экономического содержания, в которых постоянно проводились свободные идеи, приобрел себе известность литератора-публициста и пользовался авторитетом между молодым поколением, которое он, с своей стороны, старался возвысить в глазах общества, как, то его мнению, деятелей. Он составил себе отдельный круг знакомства по преимуществу из молодых людей, и притом недовольных правительством, лжепрогрессистов и лиц, сделавшихся государственными преступниками; собрания у него постоянно отличались какою-то таинственностью и большею частью происходили в ночное время. Доступ к нему посторонних лиц был чрезвычайно затруднителен. Корреспонденцию он имел огромную и вел ее не только в России, но и за границею. Внимание правительства) обращено на Чернышевского после беспорядков, происходивших в С.- Петербургском университете осенью 1861 г., когда получено было сведение, что появившаяся между студентами прокламация, возбуждавшая молодежь к сопротивлению властям, была составлена Чернышевским*. С тех пор за ним учреждено было постоянное наблюдение, которым обнаружено:
* (Вставлено в черновике карандашом Потаповым.)
В конце 1861 года Чернышевский почти постоянно бывал дома и спал не более 2-3 часов в сутки, иногда он уходил из дому рано утром, чуть свет, но в 10 часов уже возвращался; по вечерам же уходил почти постоянно в 10 час. и возвращался в 12, принося часто с собою бумаги. Писем он рассылал очень много, большею частью по почте, но иногда с поваром или швейцаром; 14 ноября он отправил два довольно толстых письма в Москву по железной дороге; 16 ноября Чернышевский против у всякого обыкновения ушел со двора в 12 час. дня и воротился в 7 часов вечера*. Когда же за несколько перед этим времени Чернышевский потерял ключи от своего письменного стола, то, не выходя из кабинета, велел позвать слесаря подобрать к столу ключ и вместе с тем приделать замок к двери кабинета, который с тех пор и запирал, когда уходил со двора. Напрасно жена его делала ему замечание, что это лишняя предосторожность, он все-таки продолжал запирать комнату. Между тем замечено было, что Чернышевский переменился, стал задумчив, угрюм и мало разговорчив, избегал прислуги, тогда как прежде был ласков с нею. Оказалось, что перемена эта произошла с ним после поездки в августе месяце в Саратовскую деревню его**. 26 сентября Чернышевский явился на сходку студентов около квартиры бывшего попечителя округа генерала Филипсона. 20 ноября, в день похорон литератора Добролюбова, Чернышевский говорил речь, в которой, видимо, старался выразить, что Добролюбов был жертвою правительственных распоряжений, мученик, убитый нравственно, одним словом, что правительство уморило его.
* (Из черновика было вычеркнуто письмо Ф. Ливанова к Чернышевскому от 15 ноября 1861 г. (см. наст. изд. стр. 73-74).)
** (В подлиннике ошибочно написано: "В Самарскую деревню его".)
Замечательно обстоятельство: за несколько пред сим времени двери к Чернышевскому в комнату стала отпирать жена его, тогда как прежде это делала их гувернантка; когда же потом г-жа Чернышевская уехала, то двери к себе отпирал уже сам Чернышевский*. 8 декабря Чернышевский получил из Парижа письмо следующего содержания:
* (Против этих слов в черновике поставлены три вопросительных знака.)
"Прошу вас, Николай Гаврилович, постарайтесь мне выслать деньги. Мне очень деньги теперь надобны. Пишу вам опять, на всякий случай, может быть, вы уже в Петербурге. Прошу вас - не медлите. Уважающая вас М. Маркович". Вскоре после этого Чернышевский вдруг стал чрезвычайно осторожен: он стал запирать кабинет свой, когда не только выходил со двора, но даже шел обедать или чай пить в столовую, он никому не доверял, и единственное лицо, которое пользовалось еще тогда доверием его, был метранпаж из типографии Вульфа, Иван Михайлов Стругалев*. Между литераторами составилось даже убеждение, что Чернышевский и Некрасов находятся под влиянием какого-то панического страха, который, впрочем, распространился и на других. Поздно вечером 22 декабря к Чернышевскому пришли четверо мужчин, из коих один в волчьей шубе, не покрытой сукном, которые занимались с ним в кабинете до утра. В час ночи он приказал принести самовар, но людям велел лечь спать, и посетителей выпустил по черной лестнице. Судя по наружности, означенный посетитель в волчьей шубе был, вероятно, из простого звания. Около же этого времени сестра г-жи Чернышевской принесла три пачки каких-то бумаг и сама сожгла их, оставаясь перед печкою до тех пор, пока они сгорели, и мешая собственноручно в печке. Через несколько дней подобное же сожжение бумаг было повторено.
* (Фамилия вписана в черновик Потаповым.)
Впоследствии сделалось известным, что жена г. Чернышевского развозила по городу какие-то небольшие книжки, завернутые в бумагу, и поручала кучеру своему Никите Тимофееву спрятать их в сарае, но потом опять потребовала их к себе. Тогда полагали, что это были воззвания Герцена под заглавием "Что нужно народу" и т. п. Справедливость этого подтверждается тем, что через несколько после сего времени брат жены его, студент Студенский, давал кучеру Чернышевских брошюру "Что нужно народу", и тот читал ее в кухне в присутствии всей прислуги и даже посторонних. Оказалось, что книжки эти г-жа Чернышевская возила на Васильевский остров в 8 линию, на подворье к монахам. В марте сего года Чернышевский, будучи у Некрасова, рассказывал, что к 26 августа готовятся по всей России манифестации, в которых будут выражены следующие желания всего образованного сословия. Прощение политических преступников, всех без исключения, какие только находятся в живых; дарование конституции; свобода печати и уничтожение цензуры; ответственность министров; гласное судопроизводство и т. п. Он говорил также, что он виделся с многими лицами - коноводами в провинциях этих будущих манифестаций, как-то: из Киева, Харькова, Владимира и других городов. В апреле месяце разнесся слух об адресе в пользу преступника Михайлова, и главными двигателями этого называли Чернышевского и подполковника Шелгунова; на адресе видели даже в числе других подпись Чернышевского. В мае Чернышевский получил из-за границы письмо от профессора Пыпина, который уведомлял его, что он начал заниматься своими специальными изучениями, но более отрицательно, что берлинские матрикулы - народного образования лучше путятинских, и что он приготовляет для "Современника" статью о прусском законе печатания. В заключение же Пыпин просил отвечать ему немедленно.
Наконец Чернышевский утратил совершенно сочувствие к себе в литературном кругу. Там положительно уверяли, что если все беспорядки в городе и произведены молодежью, то, конечно, вследствие тех идей, которые были развиты в ней партиею Чернышевского, Иероглифова, Елисеева и всех его сотрудников*. Арестации некоторых из посещавших Чернышевского лиц и студентов, им образовываемых, подействовали на него: он расстался со всеми, отправил жену в деревню, сбыл куда-то почти всю библиотеку свою, распродал вещи, экипажи и намеревался уехать, но в это время открыты положительно его сношения с Герценом, и он арестован. Посещавших Чернышевского в продолжение этого времени** лиц было чрезвычайно много, по преимуществу литераторы***, студенты и молодые офицеры артиллерийского и инженерного ведомства. Покойный Добролюбов и Михайлов были его друзьями; полковники Лавров и Шелгунов пользовались особым расположением его****. Вообще Чернышевского мощно считать главою партии либеральных литераторов*****.
* (Вместо этого после фамилии Елисеева в черновике было написано: "и всей этой компанией поповичей".)
** (В черновике: "в продолжение его деятельной во имя прогресса жизни".)
*** (В черновике: "литераторы - поповичи".)
**** (В черновике после этого было написано: "Жена г. Чернышевского была ему большой помощницей, привлекая собой, как молодая женщина и тоже экзальтированная, студентов и молодежь".)
***** (В черновике: "Вообще Чернышевского можно считать главою партии литераторов, партии, которая старалась действовать на массу народа силою убеждения, в печати распространяемого".)
Кроме сего, известно, что в июне месяце 1859 г. Чернышевский ездил за границу, был в Лондоне у Герцена, который до того, по денежным делам Огарева с Панаевым, бывшим редактором "Современника", был враждебен этому журналу, с поездки же Чернышевского за границу со стороны лондонской русской прессы стало Проявляться сочувствие к оному*.
* (Весь этот последний абзац вписан Долгоруковым в черновик карандашом.)