В Пассаж! сказала дама в трауре, только теперь она была уже не в трауре: яркое розовое платье, розовая шляпа, белая мантилья, в руке букет. Ехала она не одна - с Мосоловым; Мосолов с Никитиным сидели на передней лавочке коляски, на козлах торчал еще третий юноша; а рядом с дамою сидел мужчина лет тридцати. Сколько лет было даме? неужели двадцать пять, как она говорила, а не двадцать? Но это дело ее совести, если прибавляет.
- Да, мой милый, я два года ждала этого дня, больше двух лет; в то время как познакомилась вот с ним (она указала глазами на Никитина), я еще только предчувствовала, но нельзя сказать, чтоб ждала; тогда была еще только надежда, но скоро явилась и уверенность.
- Позвольте, позвольте! - говорит читатель, - и не один проницательный, а всякий читатель, приходя в остолбенение по мере того, как соображает, - с лишком через два года после того, как познакомилась с Никитиным?
- Так, - отвечаю я.
- Да ведь она познакомилась с Никитиным тогда же, как с Кирсановыми и Бьюмонтами, на этом пикнике, бывшем в конце нынешней зимы?
- Совершенная правда, - отвечаю я.
- Так что ж это такое? вы начинаете рассказывать о 1865 годе?
- Так.
- Да можно ли это, помилуйте!
- Почему ж нельзя, если я знаю?
- Полноте, кто же станет вас слушать!
- Неужели вам не угодно?
- За кого вы меня принимаете? - Конечно, нет.
- Если вам теперь не угодно слушать, я, разумеется, должен отложить продолжение моего рассказа до того времени, когда вам угодно будет его слушать. Надеюсь дождаться этого довольно скоро.